Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

Вот когда родится, а мы с тобой отвоюем, то приедешь из своих диких степей и окрестим сынульку, и станешь ты крёстным отцом ему, и породнимся мы на веки-вечные.

‒ Заманчиво, конечно. Будем верить в это.

‒ А как иначе! Хотя и говорят, что загад не бывает богат, но у нас-то особый случай. Не каждому такой выпадает. Веришь этому?

‒ Верю, верю…

‒ Твоя-то снится?

‒ За ночь по нескольку раз. На другой бок повернусь, а она тут как тут.

‒ Чего говорит?

‒ Деньги спрашивает. Чего она скажет… Как-то сказала, чтобы я тебя поменьше слушал, а то за эти сутки ты мне столько в уши надул ‒ голова ходуном ходит.

‒ У тебя-то от чего она ходит. Наша прогулка тебе в радость должна быть. Мы, когда пацанами были, нор нароем зимой в снежном овраге ‒ целые города выстраивали, а здесь ничего и строить не надо ‒ всё готовое. Домой прибежишь, а с головы до ног сосульки. А если день морозный, то одежда ото льда хрустит. Есть, что вспомнить.

‒ Ладно, Миша, поднимайся ‒ дорога зовёт!

Тот покряхтел по-медвежьи, приподнялся, ткнулся рюкзаком в трубу, вздохнул:

‒ Жалко, выпрямиться нельзя, а то давно дошли бы.

На следующей остановке Медведь достал из аптечки марлевый тампон и, промокая им тяжёлые капли, выжимал тампон себе в рот. Напиться таким способом не напьёшься, но хотя бы горло от сухости на время драть перестаёт и кадык работает, правда, почти вхолостую, помогая проглотить хоть какую-то каплю. Смотрел на товарища Земляков, смотрел и достал из кармана рюкзака пластиковую полторашку с остатками воды, отдал:

‒ На, сделай полглотка! Сделаешь больше ‒ задушу!

‒ Что так строго?!

‒ Нормально. За это спасибо скажи.

Взял Медведев бутылку, посмотрел на свет фонаря, а в ней почти и пить-то нечего.

‒ Ну, такой водой, только душу дразнить.

‒ А ты не дразни, а глотни, пока я добрый. Зато без мазута.

‒ Ну, если позволяешь, придётся отведать.

Аккуратно, чтобы и капли не пролить, Медведь приложился к горлышку и, сделав, как и приказывал Земляков, полглотка, сказал:

‒ Хорошо быть мелким в нашем случае. Мелкие букашки, похоже, вовсе не пьют. Или росой обходятся, а на зиму в спячку уходят. Хорошо им… А ты ‒ молодец. Вторую бутылку заканчиваешь. И куда в тебя столько влезает.

‒ Куда и у всех. Зато теперь меньше тяжести нести.

‒ Да нет уж… Я бы только такую тяжесть и таскал с собой. Вот что делать будем, когда вода совсем закончится.

‒ Ты нашёл способ. Труба большая ‒ конденсата на всех хватит.

‒ Это что же получается: мы своё дыханье пьём, круговорот воды в природе.

‒ А ты ‒ молодец, голова, жалко только, что сочинять не умеешь, а то какую-нибудь статью нацарапал на эту тему или стихи актуальные.

‒ Куда уж мне. Мне только в лесу брёвна тягать на трелёвочнике, только, скажу тебе по секрету всему свету, что вполне скоро останемся без работы. Наш арендатор, на которого мы пашем, совсем край потерял ‒ ещё немного и все леса в нашей округе сведёт. Потравы на него нет. Пилит и пилит, пилит и пилит. Настоящий хозяин одно дерево спилит, другое посадит. А нашему это не по чину: только пилить горазд. Иногда, конечно, делает посадки для плана и отчёта, но за ними никто не ухаживает толком, и они зарастают сорными породами.

‒ Ладно, лесоруб-лесовод, поднимайся ‒ все зашевелились.

Медведев поднялся, посмотрел в глубь трубы, а оттуда влажный воздух волной. Воздух холодный, химический, озноб от него. Благо, что потеть почти перестали. И ещё чувствовалось, что труба живая ‒ она гудела, казалось, дрожала от собственного гула, исходившего из её глубины. Подумал: «Этот сколько же там душ собралось, это сколько людей страдания принимают. А спроси каждого, никто не скажет, что страдает. Да ‒ устал, да ‒ пить хочет, да ‒ спать охота, но никто не признается, что жалеет, что подписался на этот поход. И кто бы ни спросил такого в этот момент, мол, как чувствуешь себя, дружок, ответит через силу, но бодро: «Отлично чувствую, всем на зависть!». И ни в чём не упрекнёшь его, ничего не скажешь обидного, а только удивишься и подумаешь: «А ведь он прав, негоже показывать слабость, даже если она и есть».

Очередная стоянка не располагала к разговорам. Лежали, молчали и, похоже, ни о чём не думали. Зато на следующей началась суета, когда Карпов упал на дно трубы и захрипел:

‒ Всё, не могу, подыхаю!

‒ Респиратор надень ‒ поможет! ‒ подсказал Володя Громов, шедший с Карповым в паре.

‒ С ним ещё хуже ‒ воздух задерживает. И весь уже мазутом пропитался с обеих сторон.

‒ Не кричи так ‒ укров переполошишь.

‒ Сколько ещё идти? Почему никто не скажет?

‒ До конца трубы! ‒ подсказал подошедший сержант. ‒ Как она закончится, так и баста! Лагерем встаём.

‒ Никогда она не закончится!

‒ Ладно не кричи и не хнычь ‒ здесь не детский сад. Будь мужиком. Метров через двести должна быть отдушина. Около неё посидишь, в себя придёшь. Вот тебе баллончик от астмы ‒ подыши пока. И не вздумай около неё хай поднимать!

‒ Договорились.

Карпов, действительно угомонился, лежал без движения и, присосавшись к баллончику, пытался дышать во всю грудь, насколько позволял бронежилет. Вскоре, пробравшись меж бойцов, появился командир штурмовой группы.

‒ Кто кричал? ‒ спросил он.

Ему указали на притихшего Карпова, и он опустился перед ним на корточки, дотронулся до плеча, окликнул:

‒ Боец, как дела?

Карпов пошевелился, открыл глаза, спросил:

‒ Ты кто?

‒ Ваш командир, «Спутник».

‒ Извините.

‒ Как самочувствие?

‒ Нормально, но почему-то кажется, что мы всё время идём под гору, а там огонь бушует.

‒ Нет там никакого огня… Это от усталости и нехватки воздуха галлюцинации появляются. Потерпи, боец. Дыши глубже. Ведь сможешь же?

Карпов приподнялся, сел, несколько раз глубоко вздохнул.

‒ Ну вот! Легче стало?

‒ Немного.

‒ Вот и прекрасно! Продолжаем движение.

«Спутник» помог Карпову подняться, поддержал его, когда тот переступил с ноги на ногу, сказал подвернувшемуся Сергею:

‒ Земляков, помоги в случае чего товарищу.

‒ Есть, товарищ командир!

‒ Пошли, дорогие. Пошли. Осталось немного.

«Спутник», конечно, знал, сколько предстояло пройти, хотя и трудно в полумраке ориентироваться, но внутри трубы была связь, а он более ориентировался по времени,