Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

того: живёт ли в тебе совесть или тёрханная мочалка преет вместо неё, и неважно в этом случае: женщина ты или мужчина. Помнится, и она без особенного волнения сначала восприняла уход мужа на СВО, как будто тот отправился на заработки, до конца не понимая, что им двигало. Думала, что возможность заработать, а в нём древнее воинство проснулось, потерянное в прахе многих поколений, прошедших с тех времён, когда основной обязанностью мужчины считалась обязанность по защите своей земли.

Что и говорить, разбередила Екатерина душу сегодняшним поступком, и захотелось ей, чтобы об этом узнало как можно более людей, чтобы они тоже объединились в одно большое целое и все вместе встали рука к руке. Но как об этом кому-то рассказать, как выплеснуть из души, всё что наболело за последние месяцы. Или ничего не надо этого делать, а лишь добросовестно выполнять какую-то малую долю общей работы, как, например, её Григорий. Нашёл полезное занятие, и теперь попробуй что-нибудь ему скажи, что он что-то не так делает. Ведь не поймёт, в лучшем случае усмехнётся. Смеяться не будет ‒ не тот человек, а усмехнуться вполне может.

13

Чем больше делалось остановок, тем меньше бойцы разговаривали. Ни сил не осталось болтать, ни возможностей, если язык не хотел слушаться и еле ворочался, обдирая нёбо. Даже Володя Громов перестал вспоминать стихотворения. А когда ему говорили, что если начал, то продолжай, а то несолидно получается, не в жилу, он лишь отмахивался и делал страшные глаза, выделявшиеся белками на закопчённом лице. Они вообще все стали на одно лицо, и сразу не узнаешь кто есть кто. Даже вблизи. Особенно, когда им вдогонку из трубы наплывал то ли туман, то ли морось от испарений бесконечной массы людей, следовавших за ними. Все они шли, согнувшись, останавливались, чтобы отдышаться или просто поглубже вдохнуть, но не удавалась, потому что дыхание было поверхностным, слабым. И сколь часто ни дыши, воздуха по-прежнему не хватало даже тем, кто более или меня держался. Но это не значило, что всё благополучно у человека, если он молчит или заставляет себя молчать, а если и прорвётся голос и сил хватит лишь на реплику, то и не поймёшь, что он говорит, еле ворочая языком. Но когда даже самый молодой из них, тот же Громов, схватил Землякова за рукав и, указав рукой впереди себя, промычал: «Там свет! Мы пришли!» ‒ Сергей не знал, что ответить ему. Когда тот повторил: «Там свет!», Земляков достал бутылку, подал Громову:

‒ Хлебни полглоточка.

Володя сделал глоток и нехотя вернул бутылку Землякову, спросившему:

‒ Полегчало?

‒ Почти… А там всё равно свет…

‒ Ладно, согласен, но идти ещё далеко. Не думай об этом. Шагай себе и шагай ‒ так легче. И вдаль не смотри.

Громов кивнул, успокоился, зато Медведев что-то промычал, указав на бутылку: мол, давай и мне. Когда отпил полглоточка и поработал языком, спросил:

‒ Откуда у тебя столько воды?

‒ Ты об этом, кажется, спрашивал… Щёлкать не надо было одним местом, когда на входе все запасались водой. Вам было лень взять лишнюю бутылку, а я не поленился, хотя и от этой бутылки ничего не осталось. ‒ Он тоже немного хлебнул, плотно закрыл пробку. ‒ НЗ остался, на всякий пожарный случай.

Но тут Силантьев подошёл, посмотрел на воду. Пришлось и ему позволить присосаться. Когда же почти ничего не осталось, Земляков отдал остатки Карпову:

‒ Допивай!

Тот жадно вцепился в бутылку, осушил её до дна, а Земляков сказал, как похвалил:

‒ Отлично! Теперь мы все обнулились! Теперь терпите до финиша, может, там что-нибудь перепадёт.

Никто ему не ответил. Да и что скажешь. Две или три остановки они отдыхали молча, а на третьей неожиданно разрыдался Карпов. Никто его особенно не уговаривал, лишь Медведев подошёл, обнял, прижал к себе ‒ так и сидел с ним в обнимку. Перед тем как отлепиться, негромко сказал:

‒ Держись, Вить! Ведь ты же Победитель!

И Карпов услышал его, смахнул слёзы и ничего не сказал, лишь сжал его пятерню и первым поднялся, непонятно произнёс:

‒ Надо идти…

Никто ему не ответил, послушно и тяжело поднялись и продолжили считать шаги. Теперь до ста. Радовались и этому, а то как бы не пришлось ползти.

В какой-то момент, будто зная, что у них настроение и силы на нуле, появился «Спутник», а Земляков подумал: «Жаль, что ему воды не оставили…».

‒ Как дела? ‒ спросил он у него, почему-то более всего его запомнив из их небольшой группы.

‒ Нормально, ‒ ответил тот коротко и не знал, о чём ещё говорить.

‒ Как дела с водой?

‒ Отлично. Только сейчас допили остатки.

‒ Если шутите, то всё остальное ерунда. Терпите, ребята. Осталось часа два-три. И будет вам счастье! Тогда отдохнёте, поспите.

‒ Дальше-то какие планы?

‒ Будем ждать приказ к наступлению. Как говорится, как только ‒ так сразу. Держитесь, парни! Всем тяжело, особенно тем, кто за вами идёт. Пойду туда.

Вроде ничего особенного не сказал «Спутник», хотя как посмотреть. Всё-таки главное донёс, обнадёжил.

‒ Слышал, чем старшой порадовал? Часа два-три осталось! ‒ доложил Сергей Медведеву. ‒ Так что надежда появилась.

Да, действительно, появилась, именно ей теперь и жил Земляков. Хоть какая-то ясность. А она сил придаёт, прогоняет сомнения, переживания, даже временами накатывавшийся страх. Да-да ‒ именно так. А что это, если не он, когда в какой-то момент, задумавшись, Сергей вдруг вздрогнул, увидев, что труба впереди сужается. Ещё немного и она превратится в узкое горлышко, в которое не только пройти ‒ протиснуться будет невозможно, потому что она уменьшалась на глазах. «Разве мы такой конец ожидали? ‒ замирая, подумал он. ‒ В конце будут накопители, уж какие они ‒ бог весть, но всё, поди, попросторнее трубы. В них наверняка можно будет сесть и вытянуть ноги. И воздуха будет побольше. Красота будет. А что сейчас происходит: край, каюк, амба! Труба толстенная ‒ попробуй удержи её… Он даже закрыл глаза, страшась увидеть, как труба будет окончательно схлопываться… И что потом? Представить страшно. Какое-то время находясь будто в обмороке Сергей заставил себя скинуть наваждение, привести чувства в норму, вдруг осознав, что и к нему пришли галлюцинации, как у Громова. И ведь главное ни с того ни с сего. Только со «Спутником» поговорил, и вот оно накатило: смотри и радуйся. Он открыл глаза и увидел