Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

не было вообще. В Нью-Йорке к моменту вступления в силу акта находился скромный гарнизон, но поступавшие в декабре отчеты свидетельствовали о том, что присутствие «красных котов» не только не поддерживало порядок, но и стимулировало самые жестокие беспорядки в Америке.

Как будто этого было недостаточно, Акт о размещении войск оказался грубейшей ошибкой. Колонистам он казался еще одной попыткой обложить их налогами и поработить; для Гейджа он представлял собой непреодолимое препятствие для размещения войск в частных домах и, таким образом, для использования их с максимальным эффектом принуждения. Необходимое утверждение парламентского суверенитета, по мнению Рокингема, должно было стать лишь утверждением. Он понимал, какому риску подвергается, полагаясь на слова, когда в Британии не хватало мечей, чтобы придать им смысл. Но его наставники-купцы уверяли его, что американцы возобновят торговлю, как только будет отменен Гербовый закон, а отчеты Гейджа убеждали его, что любая попытка применить силу приведет к восстанию, которое армия не сможет подавить. В отсутствие какой-либо альтернативы пришлось бы ограничиться словами.

Помимо этих самых насущных проблем в отношениях между Америкой и империей, консультации Рокингема в конце концов убедили его в том, что все послевоенные усилия по реформированию имперского управления приводили лишь к обострению напряженности и сокращению торговли. Закон об американской валюте оттолкнул виргинцев, которые впоследствии стали ведущими агитаторами против Гербового закона, и вызвал беспокойство в остальных колониях к югу от Новой Англии, подогревая ярость толпы экономическим беспокойством и классовым антагонизмом. Закон об американских пошлинах также не принес существенных доходов, но очень успешно создал оппозицию британской власти в среде колониальных торговцев. Сложные таможенные положения закона разгневали судовладельцев, прибрежных купцов и их многочисленных союзников-ремесленников во всех важных американских портах, подтолкнув их к участию в зарождающемся движении за отказ от импорта[888].

Эти глубинные проблемы расцвели, как сорняки, в условиях послевоенной депрессии и не были искоренены отменой Гербового закона, но практически наверняка разрослись настолько, что задушили бы добрую волю колонистов после его отмены. Чтобы справиться с ними, Рокингем — опять же по совету своих друзей-купцов и в типично хаотичной манере — начал обдумывать меры по отмене Валютного закона, сокращению правил торговли внутри империи, изменению Закона об американских пошлинах, чтобы снизить пошлины на иностранную патоку, и увеличению количества серебряной монеты, доступной для обращения в Америке, путем открытия путей законной торговли с испанскими и французскими Карибами. Однако он понимал, что все эти усилия должны быть направлены на урегулирование экономических и политических аспектов кризиса, связанного с Гербовым актом. И даже в начале января пути разрешения кризиса были далеко не очевидны[889].

Размещение войск в Северной Америке 1766. Эта карта, показывающая распределение регулярных частей в январе 1766 года, иллюстрирует дилемму Британии в борьбе с беспорядками, вызванными Гербовым актом: практически все люди Гейджа все еще находились в Канаде, Флориде и за Линией прокламации. Лишь немногие были доступны там, где он больше всего нуждался в них. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

В первые недели 1766 года, когда парламент готовился возобновить работу после рождественских каникул, Рокингем окончательно пришел к выводу, что отмена закона крайне необходима. С ним согласились Графтон и Конуэй. Но Рокингем все еще не мог заставить себя изложить свои взгляды в виде политики, и он знал, что некоторые из его коллег, в частности ведущие юристы короны, лорд-канцлер Нортингтон и генеральный прокурор Чарльз Йорк, решительно выступают за принуждение, а не за примирение. Пока Питт наконец не выдвинул свои невыполнимые требования о вступлении в администрацию, Рокингем цеплялся за надежду, что ему удастся вообще избежать выработки политики, а тем более разработки планов долгосрочного будущего империи. Только 11 января он решил прервать переговоры с Питтом, и это произошло всего за три дня до созыва парламента. Таким образом, в то время как нерешительный маркиз уже давно прояснил для себя спорные вопросы, его министерство вышло на парламентскую сессию как всегда в полном неведении, не имея ни публично сформулированной цели, ни внутреннего консенсуса. Тактика министерства, которая постепенно вырисовывалась в путанице и суматохе январских дебатов, зависела не столько от лидерства Рокингема в палате лордов или способности Конвея управлять палатой общин, сколько от двух случайных факторов: ораторского искусства Уильяма Питта и действий купеческого сообщества. В совокупности стремление Питта к известности и стремление купцов к собственной выгоде подталкивали администрацию в направлениях, которые Рокингем одобрял, хотя и не считал возможным говорить об этом публично[890].

Парламент открылся 14 января, как всегда, тронной речью — обращением, в котором монарх (теоретически) и министерство (фактически) определяли повестку дня сессии. В данном случае, поскольку Рокингхэмы еще не договорились о собственной политике, король просто попросил общинников разрешить кризис, связанный с Гербовым актом, каким-либо образом, согласующимся как с «властью британского законодательного органа», так и с «благосостоянием и процветанием всего моего народа». Столь широкий мандат позволял членам парламента трактовать пожелания короля в соответствии со своими собственными желаниями. В ответ ряд ораторов из оппозиционной фракции Гренвилла и из числа Друзей короля призвали к исполнению Гербового акта. По их мнению, речь шла уже не о доходах, а о праве. Колонисты отрицали законную власть парламента, которую теперь необходимо отстаивать, невзирая на расходы: «Один перечный корешок в знак признания права, — гремел один из ораторов, — имеет большую ценность, чем миллионы без него». На фоне этого хора только один оратор, один из мелких союзников Питта, призвал к отмене. На скамье Казначейства Конуэй и его коллеги молча стояли. Затем Уильям Питт встал и начал длинную речь, в которой изложил свои собственные взгляды — до того момента загадочные — явными[891].

Заявив, что он говорит только за себя, а не за министерство, которому не доверяет («уверенность — это растение, медленно растущее в престарелой груди»), Питт заявил, что, поскольку «американцы — сыновья, а не бастарды Англии», они заслуживают почетного обращения, а не оскорблений со стороны своей матери страны. Суверенитет парламента над колониями действительно был полным, продолжал он, но абсурдно думать, что этот суверенитет дает парламенту право взимать «внутренний» или прямой налог с колонистов. Налоги — это безвозмездный дар общин, и американские простолюдины «стали бы рабами», если бы согласились на тиранию, устроенную поздней администрацией. «Виртуальное представительство», которым Гренвилл пытался оправдать конфискацию имущества колонистов, было самой жалкой из рационализаций, «самой презренной идеей, которая когда-либо приходила в голову человеку». Гербовый акт, — заключил он, — «должен быть полностью и