Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

естественным 143. Возможно, в январе 1939 года Гитлер посчитал, что после Мюнхена поляки ему обязаны, а Данциг для них ничего не значит. В любом случае фюрер был уверен в том, что с поляками он сможет мирно договориться. Вряд ли, затевая в январе очередное обсуждение проблемы Данцига и коридора, Гитлер предполагал, что именно этот вопрос через восемь месяцев приведет к началу мировой войны.

В польской внешней политике в предвоенные годы безраздельно господствовал полковник Бек. В течение многих лет Юзеф Бек был одним из ближайших соратников властителя Польши маршала Пилсудского. С 1932 года Бек был министром иностранных дел Польши, а после смерти Пилсудского в 1935 году не только проводил в жизнь, но и единолично определял внешнюю политику страны. Юзеф Бек был довольно скрытным человеком. Про таких говорят — «себе на уме». Многие считали его «неискренним и двуличным»  144. Он не любил публичности и явно тяготился необходимостью делать заявления и общаться с прессой. Бек предпочитал кабинетный стиль руководства. При этом он был приятным собеседником, умел слушать других, старался не делать категоричных заявлений и всегда оставлял себе поле для маневра. За ним тянулся долгий шлейф обвинений в продаже Италии военных секретов Франции. Якобы это случилось в 1923 году, когда полковник Бек работал польским военным атташе в Париже. Ходили слухи, что французы устроили ему подставную провокацию и Бек угодил в нее 145. Его объявили персоной нон грата и выслали домой без указания истинных причин. Остальное раскопали и додумали французские журналисты. С тех самых пор Бек, который прежде не был чужд многим радостям жизни, стал человеком замкнутым и осторожным, недолюбливавшим французов и журналистов. Одним из «самых нелюбимых в Европе персонажей на дипломатическом поприще, — назвала его Зара Стайнер, — человеком, которому все не доверяли». Именно этому, «умному и заносчивому министру иностранных дел предстояло смастерить кирпичи из соломы» 146.

После Локарно Бек, вслед за Пилсудским, разуверился в действенности франко-польского союза, что послужило одной из причин подписания в январе 1934 года Польско-германской декларации о неприменении силы. Чуть раньше, летом 1932 года похожий договор был подписан между Польшей и СССР. Про политику Бека обычно говорят, что она традиционно основывалась на поддержании баланса в отношениях с двумя великими соседями Польши — Германией и Россией. В целом так оно и было. Вопрос всегда заключался в нюансах — кому в тот или иной момент поляки отдавали предпочтение, чтобы выровнять нарушенный баланс. Как объяснял в середине марта 1939 года Литвинов, «новые отношения с Польшей можно выразить следующим образом: они стали менее враждебными, но отнюдь не более дружественными, между тем как польско-германские отношения стали менее дружественными и более враждебными. Бек по-прежнему продолжает лавировать между СССР и Германией, уменьшая несколько свой крен в сторону последней» 147. По-другому Польше трудно было отстаивать свою самостоятельность. В систему коллективной безопасности и в Лигу Наций в Варшаве не верили, а тесные отношения с Германией или Россией сразу вызывали в исторической памяти поляков самые негативные ассоциации. Немцев и русских в Польше опасались и уж точно не любили. В редкие моменты откровения Бек так объяснял свое видение польской внешней политики: «Польская политика базируется на двух элементах: она исходит из нашего географического положения, равно как из нашего исторического опыта. Исходя из того и другого, решающее значение для нас имеют отношения с двумя нашими великими соседями, Германией и Россией. Именно этим странам мы должны уделять основное внимание. История научила нас двум вещам: 1) величайшие катастрофы, жертвой которых когда-либо становился наш народ, были результатом совместных действий этих держав, и 2) при возникновении самых бедственных для нас ситуаций в мире не находилось ни одной державы, которая пришла бы нам на помощь... Еще один вывод, который из этого следует, говорит о том, что политика Варшавы никогда не должна зависеть от Москвы или Берлина» 148.

Эти особенности польской политики хорошо понимал Литвинов, и совершенно не понимал Гитлер, считавший, что с Польшей можно договориться и даже сделать из нее союзника по Антикоминтерновскому пакту. В этом заблуждении немцев активно поддерживал польский посол Юзеф Липский. Пустой и надменный чиновник от дипломатии, своими манерами и легковесными суждениями он чем-то напоминал Риббентропа, с которым был в отличных отношениях. Посол симпатизировал нацистам, ему нравилось красоваться на их съездах в Нюрнберге и других официозных мероприятиях. Липский был уверен — «руководители Третьего рейха хорошо понимают, что в будущем, при решении русской проблемы, немцы не смогут обойтись без содействия Польши» 149. Бек тоже не любил Советскую Россию и большевиков, но, в отличие от своего посла, он умел разделять идеологию и государственные интересы Польши. Липский хорошо вписывался в высшее национал-социалистическое общество, но, как посол, он был явно не на своем месте. Впрочем, от него мало что зависело. Он не мог как-то влиять на настроения в самой Польше. Люди, хорошо знакомые с ситуацией в этой стране, обычно говорили лишь о внешнем благополучии польско-германских отношений. Фактически же в самых широких слоях населения Польши всегда были сильны антигерманские настроения, которые периодически выливались в различные демонстрации и беспорядки 150. Бек не мог не учитывать это в своей политике. Когда разгорелся Судетский кризис, Бек исходил из того, страны Запада не придут на помощь Чехословакии, а в одиночку она не решится противостоять Германии. В узком кругу польского руководства Бек тогда говорил, что если его предположения окажутся неправильными, «необходимо будет в течение двадцати четырех часов полностью изменить политику Польши, потому что в случае настоящей европейской войны против Германии мы не можем быть на стороне последней, даже косвенно» 151. Послу Липскому такие мысли никогда не приходили в голову.

Политика лавирования не принесла Беку ни лавров, ни даже простого понимания. В Европе его считали одиозной личностью, несмотря на то что после отставки Литвинова он стал старейшим (по сроку пребывания в должности) на континенте министром иностранных дел. Негативное отношение к Беку особенно усилилось после того, как Польша отхватила себе Тешинский район при первом (мюнхенском) разделе Чехословакии. Доходило до того, что когда над самой Польшей нависла угроза нацистского вторжения, некоторые англичане прямо злорадствовали по этому поводу. Издатель популярной в те годы газеты The British Newsletter, которую никак нельзя было заподозрить в симпатиях к нацизму, писал, что «если Гитлер вторгнется в Польшу, я воскликну Зиг Хайль!» 152 Дипломаты, конечно, не могли высказывать вслух подобные мысли, но и они не