Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

«Теперь уже не Лига Наций защищала Польшу в Данциге, — вспоминал о перемене своей позиции Бек, — а Польша защищала Лигу в вольном городе. Это отражало новые реальности, которые в Женеве упорно отказывались видеть» 172.

В начале апреля Бек совершил путешествие в Лондон. Формальным поводом для этого стало согласование взаимных гарантий. Поляки к тому времени уже получили устные гарантии Великобритании, и теперь речь шла об ответных. Англичане отчаянно стремились создать хоть какое-то подобие антигитлеровского объединения и хотели, чтобы Польша заявила о своей поддержке в случае, если Германия будет угрожать Англии. После длительных, изнуряющих переговоров Бек пошел на это. Была еще надежда, что поляки дадут свои гарантии Нидерландам, Бельгии, Швейцарии и Румынии, но от этого Бек уклонился 173. В британской столице к нему относились с недоверием, но все в Лондоне понимали, что речь идет не о Беке, а о сдерживании Германии. Именно о сдерживании, а не о действенной помощи. Реальную помощь Польше в случае германской агрессии Англия оказать не могла. Когда в июне 1935 года Риббентроп привез из Лондона морское соглашение, разрешавшее Гитлеру возродить немецкий флот, фюрер сразу понял всю значимость подписанного документа. «Балтика превратилась в бутылку, которую мы теперь легко можем закупорить, — заявил он тогда, поздравляя Риббентропа. — Британия больше не в состоянии осуществлять здесь свой контроль. Мы стали хозяевами Балтики»  174. В 1939 году последствия морского соглашения с Германией смогли в полной мере оценить и британские адмиралы, допустившие его в свое время. Конечно, соперничать с британским флотом в мировом океане немцы не могли, но закрыть для англичан Балтику были в состоянии. А без участия британского флота любые разговоры о гарантиях безопасности или даже союзе с Польшей носили для англичан отвлеченный характер. Этого было явно недостаточно, чтобы сдержать Гитлера в 1939 году. Интересно, что во Францию, формально остававшуюся союзницей Польши, Бек весной 1939 года вообще не поехал. И не только из-за старых, неприятных для него воспоминаний. Бек понимал, что после Мюнхена от Франции мало что зависело и ждать от нее реальной помощи не приходилось.

Между тем весной 1939-го Германия начала подготовку к войне с Польшей. 21 марта Риббентроп последний раз предложил польскому послу урегулировать проблему Данцига по-мирному. В его изложении это должно было выглядеть так. Польша соглашалась на присоединение Данцига к Рейху и предоставляла в коридоре территорию для строительства экстерриториальных дорог. В ответ германское правительство гарантировало, что не будет требовать сам коридор и он останется польским. Чтобы как-то заинтересовать Польшу, Риббентроп намекнул Липскому, что в дальнейшем Польша может рассчитывать на значительные привилегии в Словакии, если, конечно, польско-германские отношения будут дружескими 175. В целом же все было как обычно, если не считать жесткого тона и подтекста разговора. Риббентроп фактически требовал от поляков определиться, кто они — «друзья или противники». Поляки очень хотели получить Словакию, считая словаков «лингвистически родственным народом», но Липский не клюнул на германскую приманку. К этому времени все в Европе хорошо знали цену посулам Гитлера. Посол, как обычно, обещал передать все в Варшаву, но немцы, скорее всего, уже понимали, что все это отговорки и поляки не примут условий Германии. На всякий случай Риббентроп предписал германскому послу в Польше фон Мольтке передать Беку лично все то, о чем он говорил с Липским, и даже послал подробные инструкции 176, но фюрер отменил их. Мартовские успехи окончательно вскружили Гитлеру голову, и у него уже созрел план силового решения данцигской проблемы. Договариваться с Польшей Гитлер больше не собирался.

В самой Польше к этому времени уже давно сформировалось устойчивое общественное мнение, выступавшее против передачи Данцига Германии и строительства дорог. Беку становилось все труднее сдерживать антигерманские настроения, охватившие всю страну и усилившиеся в дни кризиса вокруг Мемеля. По Варшаве распространялись слова, якобы сказанные заместителем Бека Арцишевским, что «Польша никогда не будет сражаться за интересы других, но возьмется за оружие для защиты своих интересов и будет биться даже в безнадежной ситуации» 177. Как бы в подтверждение этих слов поляки провели в 20-х числах марта ряд мобилизационных мероприятий на территории коридора. Они произвели частичный призыв резервистов, переместили в северную Польшу часть войск, дислоцировавшихся на юге, отменили увольнительные в пограничных с Германией округах, вывезли принадлежавшие Польше вагоны из Данцига, реквизировали у населения коридора часть лошадей и автомобилей и т. д. Немцев, конечно, эти шаги не испугали, но Вайцзеккер посоветовал Польше не нагнетать ситуацию до Майского кризиса вокруг Судет 178. «Польша старается обезопасить самые важные участки коридора против любого неожиданного нападения, поддерживая сосредоточенные вдоль границы силы в состоянии постоянной боеготовности», — так охарактеризовал Абвер положение на польско-германской границе 11 апреля 1939 года 179.

В тот же день (11 апреля) Гитлер подписал директиву о подготовке операции «Уайт», предусматривавшей уничтожение вооруженных сил Польши и силовой захват Данцига 180. Приказ Гитлера не ставил конкретных сроков. Более того, в директиве шла речь о «подготовке войны вермахтом в 1939/40 годах». Из этого историки иногда делают вывод, что «разрушение Польши не было частью первоначальных планов Гитлера. Наоборот, он хотел решить проблему Данцига таким образом, чтобы остаться с Польшей в добрых отношениях», и лишь «польское упрямство стояло между Европой и мирным решением» 181. Возможно, отчасти так и было. Тем более, поляки и сами признавали, что Данциг имеет для них «символическое значение» 182. В том смысле, что «вольный» статут Данцига в Варшаве рассматривали как символ возрождения независимой Польши и ее «великодержавности». Гитлер, по крайней мере до апреля 1939 года, действительно не собирался решать проблему Данцига силовым путем. Но в апреле психологический рубикон оказался перейден. Гитлер решился на войну. Отсутствие в директиве четко обозначенных сроков не должно никого смущать. Германии надо было еще переварить Чехословакию и Мемель, что требовало времени. Надо было посмотреть, как поведет себя Советский Союз. Англию и Францию после Мюнхена Гитлер совсем не опасался, считая их руководителей не способными на решительные действия. Другое дело СССР.

Большевистская империя оставалась для всей Европы, включая Германию, загадкой. С одной стороны, в европейских столицах скептически относились к силе Красной армии, особенно после серьезных кадровых чисток и репрессий, затронувших ее командный состав 183. В меморандуме, подготовленном в политическом департаменте германского МИДа в конце 1938 года, говорилось, что «Советский Союз в настоящее время не является особенно ценным в качестве друга, но его не следует опасаться и в качестве