Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

увязла в Польше. «Немцы не должны думать, что по Польше они пройдут триумфальным маршем, как они это делали в других местах, — записал Чиано в своем дневнике. — Если на поляков нападут, они будут сражаться» 198. И тогда могли возникнуть осложнения. Англия и Франция вынуждены будут вступиться за поляков, что будет чревато превращением германо-польского конфликта в европейскую войну. А Чиано в мае специально просил Риббентропа воздерживаться от большой войны еще как минимум три года 199. Италия считала себя к ней не готовой. В мае 1939-го Гитлер и сам еще не определился со сроками, но, судя по тому, как разворачивались события, что-то должно было произойти. Газеты в Польше и Германии нагнетали обстановку. Тучи сгущались, и все чувствовали приближение европейской грозы. «Польская пресса поднимает шум, — записал 3 мая в дневнике Геббельс. — Но скоро она заткнется. Вопрос лишь во времени и терпении» 200. Ждать оставалось недолго.

Глава 10. СОВЕТСКО-АНГЛО-ФРАНЦУЗСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

3 мая 1939 года в Москве произошло событие, которое обратило на себя внимание многих в Европе. В этот день был подписан Указ Президиума Верховного Повета СССР «О назначении тов. Молотова В. М. народным комиссаром иностранных дел СССР» 1. Еще затемно здание НКИД было оцеплено войсками НКВД. Сотрудников наркомата, приехавших утром 4 мая на работу, не пускали в свои кабинеты. К десяти часам появились Молотов и Берия. Молотов объявил, что отныне он будет руководить наркоматом вместо отстраненного Литвинова, и пообещал очистить министерство от окопавшихся в нем шпионов и предателей. Берия буравил сотрудников холодным, не обещавшим ничего хорошего взглядом. Сразу же начались первые допросы, и к вечеру все лица, входившие в ближайшее окружение прежнего наркома, были арестованы. В течение нескольких месяцев из них выбивали показания на бывшего шефа. На Лубянке готовилось «дело Литвинова».

4 мая Указ о назначении нового наркома был опубликован в газете «Известия». Молотов сохранял за собой пост руководителя Советского правительства. В день появления Указа Сталин в закрытом письме объяснил руководству НКИД и ведущим советским полпредам причины снятия Литвинова. «Ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, — говорилось в разъяснении, — т. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела. ЦК ВКП(б) удовлетворил просьбу т. Литвинова и освободил его от обязанностей наркома. Наркоминделом назначен по совместительству Председатель СНК Союза ССР т. Молотов» 2. Что конкретно подразумевалось под «нелояльным отношением» и была ли реальная причина отставки в конфликте между Литвиновым и Молотовы, до сих пор неясно. Отношения между бывшим наркомом и его преемником были, мягко говоря, натянутыми. Посол в Англии Майский вспоминал, как в конце апреля стал свидетелем словесной перепалки Молотова с Литвиновым в кабинете у Сталина, куда наркома и посла вызвали, чтобы выслушать их мнение о перспективах заключения трехстороннего советско-англо-французского пакта о взаимопомощи. Молотов тогда, не сдерживаясь в выражениях, обвинял Литвинова «во всех смертных грехах» 3. В любом случае подобная формулировка по тем временам не сулила Литвинову ничего хорошего. Недаром Молотов позже вспоминал, что «Литвинов только случайно жив остался» 4.

В Европе принялись гадать, чем вызвана отставка советского наркома. Никаких видимых предпосылок для нее не было. Более того, все знали, что Литвинов ведет непростые переговоры с англичанами и французами о возможности совместного выступления в случае дальнейших агрессивных действий Германии. Во время первомайской демонстрации его видели на трибуне мавзолея рядом со Сталиным. Отставка наркома поэтому стала в Европе большой неожиданностью. Иностранные дипломаты бросились за разъяснениями в НКИД, но там, естественно, никак не комментировали кадровые перестановки. Немцы предположили, что отставка явилась «спонтанным решением Сталина», связанным с «разными мнениями, существующими в Кремле по вопросам переговоров, ведущихся Литвиновым», и нежеланием Сталина быть втянутым в европейский конфликт. Молотов, сообщал в Берлин поверенный в делах Типпельскирх (посол Шуленбург в тот момент отсутствовал в Москве), является ближайшим соратником Сталина, а значит, вождь собирается теперь сам проводить внешнюю политику. На всякий случай Типпельскирх сообщил, что Молотов — не еврей 5. Для нацистов это было важно. Типпельскирх, кстати, оказался проницательным дипломатом. Еще в октябре 1938 года, после Мюнхенского кризиса, он сообщил в Берлин, что «в свете последних событий представляется вероятным, что Сталин сделает кадровые выводы из провала советской дипломатии. В этой связи, я думаю, прежде всего, о Литвинове, который в течение всего кризиса предпринимал безрезультатные попытки в Женеве» 6.

Представители западных держав пытались что-то выяснить у советских дипломатов за рубежом. Бывший посол Франции в Москве Кулондр, перебравшийся к этому времени в Берлин, допытывался у полпреда СССР в Германии А. Ф. Мерекалова, «не означает ли смена наркома возможность отхода от политики коллективной безопасности и от поддержки поляков, можно ли ее понять как неблагоприятный симптом для переговоров с Англией и Францией» 7? Но Мерекалов знал не больше француза. Англичане вообще никак не комментировали неожиданную отставку. В Лондоне, конечно, не могли не понимать, что она как-то связана с тупиком, в который зашли трехсторонние переговоры об оказании совместного отпора Германии, и чувствовали свою причастность к этому 8. Незадолго до описываемых событий, 17 апреля, Литвинов сделал англичанам и французам очередное предложение. Две недели англичане хранили молчание, а в день отставки наркома британский посол в Москве Уильям Сидс сообщил Литвинову, что Лондон еще не определился с ответом 9. Теперь Форин Офис выжидал, пытаясь понять, что последует за отставкой. Многие британские дипломаты полагали, что уход Литвинова и назначение Молотова свидетельствуют о повороте в сторону изоляционизма. Ванситарт мрачно предрекал, что «изоляционизм явится прелюдией к чему-то более худшему», а посол Сидс предупреждал, что этим «более худшим» станет сближение СССР с Германией 10. Посол Майский, который совсем недавно получил серьезный нагоняй в Кремле за несанкционированную встречу с финским министром иностранных дел 11 (до Лондона Майский был полпредом в Хельсинки и, направляясь в Москву, нанес визит вежливости старому знакомому), явно опасался последствий для себя лично и никаких комментариев не давал. Он вообще после возвращения из Москвы был настроен очень решительно и не хотел слышать ничего, кроме принятия англичанами российского предложения от 17 апреля 12. Так что Форин Офис не знал, как относиться к случившемуся. На всякий случай Чемберлен, Галифакс и Кадоган дружно сделали вид, что «не заметили» отставки Литвинова, а британская