Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

бы искать не в двусмысленном поведении англичан, а в «чрезвычайных дипломатических усилиях Германии, стремившейся подорвать московские переговоры» 86. Ну, и в решении советского руководства, на каком-то этапе посчитавшего, что от соглашения с Германией СССР выиграет больше, чем от союза с Англией и Францией.

Тогда почему советские историки традиционно уделяли встречам Воль-тата так много внимания? Все очень просто. Беседы Вольтата в Лондоне позволяли им «достойно ответить» на упреки в адрес Советского Союза, который в самый разгар англо-франко-советских переговоров заключил пакт о ненападении с Германией. Дескать, англичане сами вели секретные переговоры с немцами за спиной у СССР. Очень четко эту мысль сформулировал И.М. Майский. «И после этого (двух встреч Вольтата с Хадсоном и Вильсоном. — И. Т) историки и политики Запада осмеливаются бросать камень в Советское правительство, обвиняя его в сговоре, чуть ли не в союзе с Германией за спиной у Англии и Франции! — сообщает своим читателям с благородным негодованием видный советский дипломат и историк. — Если бы Советское правительство даже поступило так, то оно лишь платило бы Западным “демократиям” их же монетой» 87. «Не было с советской стороны никаких попыток за спиной Англии и Франции вступить в блок с Берлином и “предать” Лондон и Париж, — заключает Майский. — Не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего разговоры Хораса Вильсона с Вольта-том» 88. Тут даже комментировать ничего не надо.

Но вернемся к советско-германским переговорам. В конце июля немцы задумали предпринять решительный шаг и приоткрыть свои карты. Экономический советник Auswartiges Amt Карл Шнурре 26 июля встретился с Астаховым и долго намекал ему, что в германо-советских отношениях возможны любые перемены. Советскому Союзу стоит лишь захотеть. «Германия, — убеждал советского дипломата Шнурре, — готова предложить СССР на выбор все, что угодно, — от политического сближения и дружбы вплоть до открытой вражды. Германия открывает дверь для разговоров на эту тему. Понимая, что сейчас все державы стоят на распутье, определяя, на какую сторону стать, Германия не желает, чтобы создалось представление, будто она не исчерпала возможностей сблизиться с СССР в столь решающий момент. Она дает СССР эту возможность, но, к сожалению, СССР на это не реагирует». При этом Шнурре подчеркивал, что выражает точку зрения Риббентропа, «который в точности знает мысли фюрера» 89. Чтобы у Астахова не осталось в этом плане никаких сомнений, Риббентроп изъявил желание встретиться с ним лично, что было совершенно необычно для германского министра. На этой встрече, состоявшейся 3 августа, Риббентроп произнес известную фразу, ставшую затем штампом в двусторонних отношениях. «Мы считаем, — сказал он, — что противоречий между нашими странами нет на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского» 90. В отношении конкретных вопросов Шнурре пока не обещал ничего определенного, но делал многозначительные намеки: «Если бы дело дошло до серьезных разговоров, — утверждал он, — мы пошли бы целиком навстречу СССР... Что касается конкретно Прибалтийских стран, то мы готовы в отношении их повести себя так, как в отношении Украины. От всяких посягательств на Украину мы начисто отказались. Еще легче было бы договориться относительно Польши». Шнурре даже счел возможным подкорректировать самого Гитлера. Когда Астахов поинтересовался, как быть с программными установками нацистов, изложенными в «Майн кампф», Шнурре запросто ответил: «Книга была написана 16 лет тому назад в совершенно других условиях. Сейчас фюрер думает иначе» 91. Поведение Шнур-ре было настолько необычным, что Астахов не знал, как реагировать на его слова. Да и полномочий вести подобного рода беседы у советского дипломата не было. Поэтому он лишь в точности передавал услышанное в Москву. От себя Астахов добавлял, что не сомневается, «если бы мы захотели, мы могли бы втянуть немцев в далеко идущие переговоры, получив от них ряд заверений по интересующим нас вопросам» 92. Из Москвы, однако, не приходило ничего определенного. «Ограничившись выслушиванием заявлений Шнурре и обещанием, что передадите их в Москву, Вы поступаете правильно», — вот все, что Молотов счел нужным сообщить Астахову 93. По всей видимости, в Кремле тоже не понимали, как относиться к откровениям германского дипломата и пытались определиться, что делать в такой ситуации. Правда, в позиции Молотова за прошедшее время произошли некоторые изменения. Поняв, наконец, что логичнее, когда улучшение экономических отношений предшествует нормализации политических, Вячеслав Михайлович кардинально изменил свою майскую установку и теперь передавал немцам, что «между СССР и Германией, конечно, при улучшении экономических отношений могут улучшиться и политические отношения» 94.

Между тем 26 августа быстро приближалось. В середине первой декады августа Гитлер прервал затянувшееся молчание и поручил Риббентропу как можно быстрее добиться согласия с Советским Союзом. После этого события стали развиваться стремительно. 8 августа Риббентроп срочно вызвал в свою альпийскую резиденцию Schloss Fuschl под Зальцбургом германского военного атташе в Советском Союзе генерала Эрнста Кёстринга и экономического советника МИДа Шнурре и сообщил им о пожелании фюрера 95. Шнурре немедленно договорился о новой встрече с Астаховым. Их знаменательный во многих отношениях разговор состоялся утром 10 августа и продолжался более часа 96. Во время беседы Шнурре впервые отбросил всякие условности и прямо заявил о том, что немцы хотели бы рассчитывать на понимание Советского Союза в случае вооруженных действий Германии против Польши. Этот эпизод беседы было бы интересно привести полностью, потому что он не только является поворотным моментом двусторонних германо-советских отношений, но и наглядно показывает, как раскрываются карты во время дипломатических переговоров. Подобные повороты случаются не так часто в мировой практике. Ведь дипломат, идущий на такой шаг, всегда рискует. Если он полностью раскрыл свои карты, а затем что-то пошло не так, это может стоить ему дальнейшей карьеры. Но деваться Шнурре было некуда. Он знал о пожелании Гитлера и получил строгие указания от Риббентропа.

Итак, вот что Шнурре сказал Астахову в изложении самого немецкого дипломата: «Мы с удовлетворением отметили, что советское правительство готово продолжать переговоры об улучшении советско-германских отношений. Чтобы ускорить дальнейшие переговоры, мы хотели бы, чтобы Молотов дал нам знать, в чем заключаются принципиальные советские интересы. Мы считаем, что нам было бы преждевременно предлагать к рассмотрению конкретные проблемы, поскольку мы не знаем, в чем конкретно заключаются советские интересы. Но в любом случае один вопрос созрел для рассмотрения уже сейчас. Этот вопрос — Польша. Ложное представление поляков о своем величии, поддерживаемое Британией, постоянно толкает Польшу на новые провокации. Мы надеемся, что здравый смысл возобладает и можно будет прийти к мирному решению. Если этого не произойдет, то,