Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

развивалось быстро. Коммерческий флот Голландии насчитывал 10 000 судов и 168 000 матросов и кормил 260 000 человек ее населения. Голландия держала в своих руках большую часть европейской транспортной торговли и захватила еще с мирных времен всю перевозку товаров между Америкой и Испанией и французскими портами, причем общая стоимость ввоза определялась в тридцать шесть миллионов франков. Северные страны – Бранденбург, Дания, Швеция, Московия и Польша, доступ к которым был открыт провинциям через Балтийское море, служили неисчерпаемым рынком обмена. Взамен продававшихся там товаров голландцы покупали продукты Севера – пшеницу, дерево, мед, пеньку и меха. Общая стоимость товаров, ежегодно перевозившихся на голландских судах во всех морях, превосходила тысячу миллионов (миллиард. – Ред.) франков. Голландцы сделались, говоря образно, ”извозчиками“ на всех морях»[44].

Этим развитием своей морской торговли республика была обязана колониям. Она имела монополию на все продукты Востока. Пряности и разные промышленные изделия из Азии доставлялись в Европу, ежегодно принося доход в шестнадцать миллионов франков. Могущественная Ост-Индская компания, учрежденная в 1602 году, основала в Азии целую империю из владений, отнятых у Португалии. Завладев в 1650 году мысом Доброй Надежды, который обеспечивал промежуточную стоянку для судов, она царила, как верховный властелин, на Цейлоне и на берегах Малабарском и Коромандельском. Компания сделала Батавию резиденцией своего правления и распространила свою торговлю до Китая и Японии. Между тем Вест-Индская компания – более быстро развивавшаяся, но менее прочная – снарядила восемьсот кораблей, военных и торговых, которыми воспользовалась для захвата остатков португальских владений на берегах Гвинеи, а также и в Бразилии.

Соединенные провинции сделались таким образом складом для изделий промышленности всех наций.

Голландские колонии в то время были рассеяны по всем восточным морям – в Индии, в Малакке, на Яве, на Молуккских островах и в различных частях обширного архипелага, лежащего к северу от Австралии. У голландцев были владения на западном берегу Африки, колония Новый Амстердам тогда еще оставалась в их руках. В Южной Америке Голландская Вест-Индская компания владела почти тремястами лигами берега в Бразилии, к северу от Байи, но недавно многое ускользнуло из ее рук.

Могущество Соединенных провинций опиралось на их богатство и флот. Море, которое, подобно остервенелому врагу, бьется об их берега, покорилось и сделалось полезным слугой; а вот суше суждено было привести их к разорению после долгой и суровой борьбы с врагом, более жестоким, чем море, – с Испанским королевством; успешный исход, обманчивое обещание покоя и мира, прозвучал похоронным звоном по Голландской республике. До тех пор, пока могущество Испании не было поколеблено или, по крайней мере, оставалось достаточно велико для поддержания страха, который Испания долгое время внушала остальной Европе, интересы Англии и Франции – обе страны страдали от испанских угроз и интриг – требовали, чтобы Соединенные провинции были сильными и независимыми. Когда же Испания пала, а череда унижений показала, что ее слабость реальна, иные побуждения заняли место страха. Англия начала отнимать у Голландии ее морскую торговлю и морское владычество, Франция же изъявила желание овладеть Испанскими Нижними землями. Соединенные провинции, словом, имели все основания сопротивляться.

Под ударами двух соперничавших наций Соединенные провинции должны были вскоре ощутить и выказать свою внутреннюю слабость. Открытые для нападения с суши, малонаселенные, при правительстве, едва способном вызвать силы народа к дружной борьбе и, что в рассматриваемом случае всего важнее, не сумевшем позаботиться надлежащим образом о подготовке к войне, республика и нация должны были пасть еще быстрее, чем ранее возвысились. Однако в 1660 году никаких указаний на близость их падения не замечалось, Республика по-прежнему стояла в первом ряду великих держав Европы. Если в 1654 году война с Англией обнажила отсутствие боевой готовности, удивительное для флота, который так долго попирал на морях гордость Испании, то, с другой стороны, в 1657 году голландцы сумели отразить посягательства Франции на свою торговлю, а год спустя «вмешательством в дела Дании и Швеции в балтийском вопросе не позволили последней занять на Севере преобладающее положение, опасное для них. Они принудили Швецию оставить открытым вход в Балтийское море, господами которого оставались, так как ни один флот не был способен оспаривать у них контроль на его водах. Превосходство их флота, доблесть их войск, искусство и твердость их дипломатии заставили признать полномочия голландского правительства. Ослабленные и разоренные последней войной с Англией, они снова заняли место в ряду великих держав. В этот-то миг Карл II был снова возведен на трон».

Об общем характере политического устроения Голландии говорилось выше, и здесь необходимо лишь вкратце напомнить о нем. Это была плохо связанная конфедерация, управляемая сословием, которое с достаточной точностью может быть названо коммерческой аристократией и характеризуется политической робостью, свойственной классу, подвергающемуся сильному риску в войне. Влияние двух факторов, партийной ревности и коммерческого духа, оказалось бедствием для военного флота. Последний не содержался в надлежащем состоянии в мирное время, представлял скорее морскую коалицию, чем сплоченный флот; он неизбежно страдал от неуместного соперничества офицеров, среди которых было слишком мало истинного воинского духа. Вообще-то, не существовало народа более героического, чем голландцы; летописи голландских морских сражений дают примеры отчаянной предприимчивости и выносливости, равных которым или превосходящих которые не встретишь никогда и нигде; но те же летописи содержат такие примеры малодушного и недостойного поведения, которые показывают недостаток воинского духа, очевидное следствие недостатка профессиональной гордости и профессионального воспитания. Это профессиональное воспитание едва ли существовало в каком-либо флоте того времени, но в монархических странах оно в значительной мере возмещалось духом военной касты. Остается еще заметить, что правительство, довольно слабое вследствие вышеизложенных причин, слабело и того пуще от разделения народа на две большие партии, горячо ненавидевшие друг друга. Одна партия купцов (бургомистры), в рассматриваемую эпоху сильная, чувствовала расположение к конфедеративной республике, какой та охарактеризована выше; другая партия желала монархического правительства под скипетром Оранского дома. Республиканская партия добивалась союза с Францией и сильного флота, Оранская партия тяготела к Англии, с королевским домом которой принц Оранский состоял в тесном родстве, и желала сильной армии. При этих условиях и при малочисленности населения Соединенные провинции в 1660 году, владея огромным богатством и ведя широкую внешнюю деятельность, походили на человека, которого поддерживают возбуждающие средства. Искусственную силу нельзя сохранять бесконечно, но достоин удивления тот факт, что это маленькое государство, с народонаселением во много раз меньшим, чем в Англии или во Франции, стойко выносило нападения каждой из этих держав по отдельности, а два года и обеих вместе, не только не будучи уничтоженным, но и