Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

ускоренный курс прибыл только 81 человек (начиная с 1 июля с опозданием прибыли еще 33, а всего ожидались 190), в старшем классе налицо имелись 204 слушателя. 4 июля Андогский телеграфировал в ГУВУЗ: «В срок начаты занятия быть не могли ввиду прибытия 60 из 190 слушателей. Оттягивать долее нельзя, начинаю 8 июля наличными слушателями».

Занятия в старшем классе 3‑й очереди начались в июне–июле 1918 года. Академия задерживала у себя более двухсот квалифицированных военспецов из кадровых офицеров. Лекции читались с 1 по 18 июля. Началась учеба и на младшем ускоренном курсе, на который к августу были зачислены 113–115 слушателей.

Профессура имела основания опасаться преданных красным слушателей младшего ускоренного курса, лишь частично состоявшего из бывших офицеров и включавшего целый ряд членов партии большевиков. По воспоминаниям генерал-майора П. Ф. Рябикова, «сравнительно небольшое их число имело вид типических большевиков, увешанных оружием, большинство же были настоящие офицеры, которые, поймав кого-либо из нас в коридоре наедине, тихо докладывали, что они не большевики, а настоящие дисциплинированные офицеры…» Слушатели заполняли анкеты, где уже присутствовали пункты о партийности, принадлежности к активным членам партии, вопрос о том, в чем это выражалось и «в чем выражается Ваше активное содействие советской власти со дня революции (подробно)».

Некоторые новые слушатели успели принять участие в Гражданской войне на стороне красных (что осложняло в будущем их переход к белым), но считать весь курс большевизированным было бы неверно. К примеру, среди слушателей оказался герой Первой мировой войны, участник конных атак, кавалер ордена Святого Георгия 4‑й степени, бывший сотник 3‑го Оренбургского казачьего полка П. Н. Крылов, прибывший в академию после пребывания в лазарете по ранению. Крылов вошел в подпольную антибольшевистскую организацию слушателей и при эвакуации академии остался в Екатеринбурге; уже в августе 1918 года он служил у белых.

Слушатель К. В. Семчевский вспоминал об этом периоде: «По окончании младшего класса академии мы продолжали проходить курс старшего класса в несколько сокращенном и измененном виде: только чисто военные дисциплины. В июле (скорее всего, в июне. – А. Г.) 1918 были экзамены. Я оказался вторым по успехам. После экзамена занятия по особому плану продолжались».

Типичный пример обучения курсовика 3‑й очереди представляет биография капитана Д. П. Артынова. Осенью 1917 года он был командирован на курсы 3‑й очереди, отучился в младшем классе и получил право поступить в старший без экзаменов. Эвакуировался в Екатеринбург, затем с апреля 1918 года считался учащимся старшего класса. Занятия в апреле–мае проходили в форме съемок, в мае–июне Артынов выдержал экзамены за младший класс, далее продолжил прохождение старшего класса, эвакуировался в Казань, а оттуда попал в Самару и для прохождения практического курса 10 августа 1918 года был назначен в распоряжение главного начальника снабжений Народной армии Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуча).

Глава 4. Академическая одиссея (Екатеринбург – Пермь – Казань – Самара – Челябинск – Екатеринбург – Томск)

В красном Екатеринбурге

Летом 1918 года Урал из глубокого тыла в одночасье превратился в прифронтовой район разворачивавшейся в стране Гражданской войны. Когда в июле 1918 года Екатеринбург оказался под угрозой захвата чехословаками и белыми, встал вопрос о судьбе академии.

29 мая 1918 года в Екатеринбурге было введено военное положение и комендантский час – жителям после 23 часов запрещалось появляться на улицах. Уральская облЧК ввиду военного положения вынесла обязательное постановление о сдаче или регистрации оружия в пятидневный срок. За неисполнение полагалась серьезная ответственность вплоть до расстрела. Потребовали сдать револьверы и от слушателей академии, правда, некоторые это распоряжение на свой страх и риск не выполнили.

По свидетельству профессора М. А. Иностранцева, за академией и частью ее состава в Екатеринбурге было установлено наружное наблюдение, а обслуживающий персонал был замечен в подслушивании заседаний конференции. Как писал Иностранцев, «все это создавало чрезвычайно напряженное, подавленное настроение и сознание гнета, как будто бы мы жили под стеклянным колпаком».

Что касается младшего ускоренного курса, то, по мнению П. Ф. Рябикова, с новым набором характер дружной офицерской семьи академией был утрачен: «Пришлось уже все время в разговорах быть осторожным, тем более что уже стали указывать на „подозрительных“, чувствовалось, что за нами начался уже незаметный сыск». Случались и откровенные провокации. Например, кем-то были подброшены винтовки и револьверы, которые правитель дел, бывший подполковник И. И. Смелов поспешил сдать в Совет депутатов. Посредниками между большевиками и академией выступали преподаватели: бывший полковник А. П. Слижиков и бывший подполковник А. Д. Сыромятников.

Начальник академии А. И. Андогский имел возможность близко изучить советское военно-политическое руководство. Как умный человек, он отдавал должное способностям большевистского наркома по военным делам Л. Д. Троцкого. Как свидетельствовал профессор Иностранцев, изложивший в своих мемуарах беседу с Андогским, Троцкий, по мнению начальника академии,

это очень, очень умный человек… Он по профессии журналист, чрезвычайно легко и ясно разбирается в весьма специальных военных вопросах, весьма быстро все схватывает и чутьем улавливает военные потребности. Но, кроме того, я вынес впечатление, что это и выдающийся организатор и человек колоссальной воли, энергии и работоспособности. Он прямо-таки какой-то двужильный, и положительно кажется, что чувство усталости ему совершенно незнакомо.

Андогский прекрасно понимал, что и академия со своими дореволюционными порядками, и он лично буквально ходили по лезвию ножа. Помимо комиссарского контроля, возможно, велось негласное наблюдение и в среде слушателей. Как предполагали некоторые преподаватели, осведомителями могли быть слушатели младшего ускоренного курса. Встречающиеся иногда утверждения о том, что в академию слушателем был зачислен чекист Г. П. Никулин, с 4 июля 1918 года бывший помощником коменданта Дома особого назначения, где содержалась императорская семья, не соответствуют действительности. В списке слушателей академии Никулин не значился. Не упоминал ни о чем подобном и он сам в устных воспоминаниях в связи с расстрелом Романовых. Кроме того, учеба началась только в июле 1918 года, и Никулин никак не мог совмещать с ней (если бы это было на самом деле) службу в Доме особого назначения.

Перед прибытием слушателей младшего ускоренного курса Андогский собрал старший класс и предупредил, что следует быть осторожными с новым набором. Тем не менее осторожность соблюдали не все. Отдельные профессора, например Г. Г. Христиани, порой позволяли себе беспечные высказывания против большевиков, что могло иметь пагубные последствия. Обсуждая вопрос о провокациях, Андогский полагал, что «мы увернемся от всех этих козней».

По свидетельству Иностранцева, Андогский на всякий случай в ящиках с книгами академической библиотеки привез из Петрограда в Екатеринбург