Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

Радужной, с точки зрения психологии старого кадрового офицерства, перспективой было возможное восстановление Восточного фронта против немцев и их союзников-большевиков, чтобы в результате победы над внешним врагом прийти к успокоению внутри страны. Администрация, преподаватели и значительная часть слушателей академии являлись носителями такой психологии и отнюдь не связывали свое будущее с Советской Россией, но стремились перейти в противоположный лагерь. Однако сделать это вместе с семьями, в составе большого громоздкого учреждения, с огромным академическим имуществом было практически невозможно. Профессор Иностранцев отмечал: «Комплектовать нашими учениками Красную армию мы совершенно не собирались и, в этом отношении, установили совершенно определенное решение». Андогский впоследствии, стремясь оправдаться за сотрудничество с большевиками, писал о задачах академии в июле 1918 года: «Цель наша – передача академии на сторону сибирских войск». Разумеется, непосредственно в июле 1918 года его позиция была не столь определенной. Бывший слушатель ускоренных курсов 3‑й очереди полковник Н. Н. Ивановский писал генерал-майору П. П. Петрову уже в эмиграции в 1963 году: «С первого момента нам было объявлено, что академия вне политики, и на этой линии ген[ерал] Андогский держался до Казани в 1918 году. Начались занятия – нас ничего не касалось вне академической жизни».

Полковник Р. К. Бангерский, встречавшийся в красном Екатеринбурге в июне 1918 года со слушателями-латышами, вспоминал:

Я зашел в академию, чтобы посмотреть, нет ли кого знакомых. Из таковых в списках оказались капитаны Клявиньш и Брехманис. Клявиньш, которого я навестил, снимал комнату с женой, оба были очень милы и гостеприимны, но говорили немного напряженно, видимо, побаивались. Капитан Брехманис жил один, и мы с ним быстро прониклись симпатией друг к другу. Мы оба были настроены против коммунистов. Брехманису не нравилось, что всех офицеров и слушателей академии могут втянуть в Гражданскую войну. С внешними врагами на Западе он бы сражался, но участвовать в большевистской бойне он не хотел. Он говорил, что тогда уж лучше в тайгу. Я был такого же мнения… Мы договорились регулярно информировать друг друга о положении в городе и быть готовыми, когда надо, исчезнуть из Екатеринбурга… Неделю я прожил в полной свободе, только через день встречаясь с Брехманисом. При встречах много говорили о тяжелом положении офицеров, которым нелегко было выбрать, где остаться и что делать после демобилизации.

Брехман (Брехманис) бежал из города вместе с Бангерским еще в конце июня 1918 года, однако был захвачен красноармейцами, привезен в Екатеринбург и расстрелян, видимо, 27 июня в составе группы из 62 камышловских заложников. По свидетельству Бангерского, «Андогский был очень возмущен тем, что Брехманис бежал и скомпрометировал всю академию. Андогский не заступился за него». Эти действия начальника академии вполне укладывались в его осторожную тактику и схожи с позицией в связи с делом профессора Матковского.

Попытки спасти царскую семью

Пребывание академии в Екатеринбурге одновременно с нахождением там в заключении семьи бывшего императора Николая II и других Романовых вызывало пристальное внимание монархически настроенных слушателей. Были даже встречи с отдельными представителями Романовых.

Бывший камер-паж императора, слушатель К. В. Семчевский вспоминал:

Стало только известно, что любая попытка освободить царскую семью вызовет немедленную ее казнь. Члены дома Романовых пользовались сравнительной свободой. Так, великий князь Сергий Михайлович, бывший инспектор российской артиллерии, как Вы знаете, жил в комнате в частной квартире со своим камердинером, получал пособие на жизнь и фактически мог встречаться с кем хотел. Узнав, что он в городе, я в мае 1918 года пошел к нему с визитом. Прошел к нему беспрепятственно, провел с ним в откровенной беседе с глазу на глаз часа два. Меня лично он вспомнил, как офицера л[ейб-]гв[ардии] Конной артиллерии, когда я после производства в офицеры явился к нему с визитом, как к бывшему нашему офицеру. От него я узнал, кто из других членов дома Романовых в Екатеринбурге и где они живут. Прощаясь, я невзначай сказал, что больше всего напоминают старый режим в Екатеринбурге рысистые бега, т. к. комиссары любят играть на бегах и не только рысаков не реквизировали, но вообще ничего не изменили. Сергей Михайлович заинтересовался, сказал, что он очень любил бега. Я предложил ему прийти к нам с женой в ложу на бегах в следующее воскресенье. Он пришел туда в сопровождении двух чекистов, но они терпеливо простояли в глубине в течение всех бегов, даже не имея возможности слышать, о чем мы говорили. Такое отношение С. М. объяснил нам тем, что им было сказано, что государь – их заложник.

Остальные члены дома Романовых жили в гостинице. Я отправился туда к вечеру и просил сообщить обо мне князю Игорю Константиновичу, на год младше меня по Пажескому корпусу, т[о] е[сть] моему «подчиненному», т. к. я был фельдфебелем. Вызвал я и князя Владимира Палей, двоюродного брата государя, бывшего в Пажеском корпусе с моим младшим братом, просидевшим с братом на одной парте весь курс и бывавшим у нас дома, когда у нас собиралась молодежь.

С ним я провел тоже часа два без свидетелей и мог говорить совершенно откровенно. Они, как и Сергей Михайлович, совершенно не думали о возможности трагедии с царем и с ними. Прощаясь, я стал приглашать их обоих к нам поужинать. Игорь сказал – боюсь тебя подвести. Я стал разубеждать его, но он остался при своем. Палей охотно согласился. Мы пригласили к ужину еще наших друзей, тоже бывшего фельдфебеля Пажеского корпуса – на два года старше меня – с женой. Он был тоже в академии. Скоро из окна второго этажа, где была наша комната, я увидел подошедшего Палея и двух чекистов. Я спустился, чтобы впустить Палея, а чекисты остались на улице и терпеливо простояли там больше трех часов.

Никто из «властей» не поинтересовался моим контактом с членами дома Романовых, никто ни о чем меня не спрашивал, хотя мои встречи были на глазах у всех. У меня тоже начала появляться уверенность, что и им, и царской семье ничего не грозит.

Слушатели из гвардейских офицеров разрабатывали проекты спасения узников. Существовала так называемая «пятерка помощи» из пяти слушателей во главе с бывшим капитаном лейб-гвардии 2‑й артиллерийской бригады Д. А. Малиновским, занимавшаяся подготовкой освобождения арестованных. В Екатеринбург Малиновский был направлен из Петрограда бывшим генерал-майором Б. В. Шульгиным – членом подпольной антибольшевистской