Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

очевидно, что большевики вынуждены были учитывать нарастающий и распространенный страх перед гражданской войной. Жесткая приверженность лозунгам гражданской войны грозила политической изоляцией, что могло оттолкнуть от партии часть сторонников и союзников, и к тому же не отражала мнения всех членов партии, которые и ранее по разным причинам выступали против них. Не только соотношение сил в Советах или доверие многих рабочих и солдат Временному правительству, но и страх перед гражданской войной и опасность оказаться в политической изоляции повлияли на то, что большевистское руководство пошло на корректировку публичной позиции.

Вместе с тем Ленин писал 23 апреля:

Буржуазия выражает свой испуг перед тем, как бы настоящие массы, действительное большинство народа, не взяли власть в свои руки, криками о «призраке гражданской войны». Мелкобуржуазные вожди Совета, меньшевики и народники <…> дают себя запугать[526].

Иначе говоря, страх перед гражданской войной, с точки зрения лидера большевиков, стал инструментом политического давления «буржуазии» на умеренных социалистов с целью создания коалиционного правительства. Образ гражданской войны использовался, чтобы побудить Совет отказаться от взятия власти, но в действительности установление советской власти, как утверждал Ленин в другой статье, не предполагало начала гражданской войны:

Как же можно, оставаясь демократами, быть против «диктатуры пролетариата и крестьянства»? как можно опасаться от нее «гражданской войны»? (гражданской войны какой? горстки помещиков и капиталистов против рабочих и крестьян? ничтожного меньшинства против подавляющего большинства?)[527].

В дальнейшем не только Ленин, но и другие радикальные социалисты будут заявлять, что, поскольку Советы представляют большинство народа, советская власть приведет лишь к подавлению «буржуазии», но не к гражданской войне. Это станет популярным агитационным приемом в среде левых радикалов после создания коалиционного правительства.

«Характер и смысл большевистской пропаганды все определеннее выясняется. Даже и социал-демократическая печать все суровее начинает относиться к этой проповеди анархии и гражданской войны»[528], — отмечала кадетская «Речь». Вместе с тем не все умеренные социалисты, критиковавшие большевиков, возлагали исключительную ответственность за развязывание гражданской войны на одних только «ленинцев»: обвинения адресовались теперь и конституционно-демократической партии и даже всему Временному правительству.

Корреспондент меньшевистской «Рабочей газеты» писал:

Мы решительно восставали против разжигания гражданской войны последователями Ленина. Но теперь сигнал к гражданской войне дают уже не последователи Ленина, а Временное Правительство, опубликовывая акт, являющийся издевательством над стремлениями демократии. Это поистине безумный шаг, и нужны немедленные решительные действия со стороны Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, чтобы предотвратить его ужасные последствия[529].

Несколько дней спустя автор заметки, напечатанной в этой же газете, обозначил две силы, ответственные за эскалацию конфликта:

…резко борясь с анархо-коммунистическими авантюрами, мы должны не менее резко выступать против всего, в чем заметна хотя бы речь милюковщины. И эти два момента нашей работы мы должны спаять в одно неразрывное целое, ибо ведь и в жизни авантюры Ленина спаяны с авантюрами Милюкова: последнему, чтобы укрепить свою позицию, положительно надо было выдумать Ленина, если бы только тот сам не приехал; и, — в свою очередь, — Ленину нельзя было найти лучшей воды на свою мельницу, чем те дарданельские каскады, что льются из уст нашего министра иностр<анных> дел на столбцы французских и английских газет. С нашей точки зрения и для дела русской революции, и для дела международного рабочего движения обе эти авантюры опасны и вредны, и потому решительная борьба на оба эти фронта — неотложнейшая задача всех тех, кто не хочет в безумной гражданской войне потопить те зачатки светлого будущего, которые порождены русской революцией[530].

«Анархо-коммунистические авантюры», призывы к свержению правительства, взятию власти, установлению диктатуры пролетариата — с одной стороны, и «милюковщина», пропаганда лозунгов захватной войны, с другой, — вели, по мнению автора статьи, к эскалации конфликта, чреватого гражданской войной.

О двойной опасности писал и автор «Дня» в статье, вышедшей 22 апреля:

Контрреволюция подстерегает нас в первую очередь не на тех путях, где мы ожидали ее встретить. Время черносотенной контрреволюции, которой все боялись, не придет, пока ей не расчистит почву гражданская война, разжигаемая слева и справа. Первый призрак появился слева, но агитация Ленина встретила дружный отпор не только со стороны либерализма, но и со стороны демократии. Пропаганда захвата Советами власти успеха не имела и вчера[531].

Не меньшая опасность, по мнению автора статьи, заключалась в образовании «крайних лагерей, резко противоположных, не допускающих примирения, ставящих все точки над i и этим вынуждающих граждан раскалываться по линии глубочайших симпатий и влечений». Корреспондент делал вывод: «В момент столкновения подняли голову сеятели гражданской войны не только слева, но и справа, взаимно друг друга вызывая и усиливая»[532].

Автор заметки в «Новой жизни» писал: «Мы опасаемся, что ныне полагается конец внутреннему миру, что отныне начнется та острота отношений, которая может поднять пролетариат и всю демократию на защиту приобретений февральской революции». Называл корреспондент и конкретного виновника сложившейся ситуации: «…пусть подумает Временное Правительство о том, какую тяжелую ответственность оно возлагает на себя, провоцируя внутреннюю войну»[533]. Он подчеркивал, что гражданскую войну развязывают либералы, покушаясь на завоевания Февраля и провоцируя пролетариат выступить в их защиту.

Ответственность за выступление «ленинцев» в дни Апрельского кризиса видный деятель партии эсеров Н. С. Русанов возложил на «людей власти», «людей порядка» и «благонамеренную печать», которые «должны бы лучше знать психологию масс и не шутить с огнем», в то время как рабочие и солдаты вняли «горячим словам убеждения своих представителей», избежав тем самым гражданской войны[534]. Под «представителями» подразумевались умеренные социалисты, депутаты Совета, и факт «предотвращения» ими гражданской войны должен был характеризовать их с положительной стороны, как главных защитников революции. Таким образом, Петроградскому Совету приписывалась заслуга недопущения гражданской войны в дни Апрельского кризиса. В начале мая тот же автор связывал опасность гражданской войны с политикой Милюкова, имея в виду ноту Временного правительства 18 апреля[535].

Уже после прохождения острой фазы кризиса эсеры Московского района Петрограда увидели «лозунг гражданской войны» в призыве кадетов к своим сторонникам устраивать манифестации в поддержку правительства 20 апреля. Ленина же эсеры (принадлежавшие, по всей видимости, к левому крылу этой партии) брали под защиту:

Не соглашаясь в целом ни с программой, ни с точкой зрения тов. Ленина, тем не менее протестуем против всяких инсинуаций, кои бросаются буржуазией и темными элементами по адресу тов. Ленина, протестуем против всех уличных демонстраций, направленных против него, доходящих часто до кровопролития[536].

Повод опасаться «людей порядка» социалистам предоставил главнокомандующий Петроградским военным округом генерал Л. Г. Корнилов. 21 апреля, в день, когда на улицах столицы произошли кровавые столкновения между