Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

в таком положении, чтобы неприятель был у него на траверзе. С другой стороны, необходимо, чтобы ни один корабль своего флота не мог помешать стрельбе по неприятельским судам. Только один строй позволяет удовлетворить вполне этим требованиям, это – строй кильватера. Последний поэтому избран как единственный боевой строй, а следовательно, и как базис для всей тактики флота. В то же время осознали, что для того, чтобы боевой строй, эта длинная тонкая линия орудий, не мог быть поврежден или разорван в слабейшем его пункте, необходимо вводить в него только суда если не равной силы, то, по крайней мере, с одинаково сильными бортами. Логически вытекает отсюда, что одновременно с тем, как кильватерная колонна делается окончательно боевым строем, устанавливается различие между линейными кораблями, которые одни лишь предназначены для него, и более мелкими судами для других целей».

Если к изложенному мы прибавим соображения, которые приводят к тому, что линия баталии должна предстать тесно стянутой линией, то задача явится вполне разработанной. Но цепь рассуждений и двести пятьдесят лет назад была ясна не меньше, чем теперь; почему же она не приводила так долго к практическим выводам? Отчасти, без сомнения, потому, что старые традиции галерных сражений держались прочно и мешали правильному взгляду на новый порядок; а главным образом потому, что люди вообще беспечно относятся к выяснению современного положения дел и к принятию соответствующего этому положению образа действий. Нижеследующие строки, написанные адмиралом французского флота Лабрюссом в 1840 году, в высшей степени поучительны как редкий пример прозорливости, своевременно распознавшей фундаментальную перемену в условиях и предсказавшей ее результаты: «Благодаря пару суда будут способны двигаться во всех направлениях с такой скоростью, что последствия столкновения могут и даже должны, как это было прежде, занять место метательного оружия и уничтожить расчеты искусно маневрирующего. Таран будет благоприятствовать скорости без нарушения мореходных качеств корабля. Как только одна какая-нибудь держава примет это ужасное оружие, должны будут принять его и все другие державы – под страхом, что в противном случае их суда окажутся несомненно слабее неприятельских, и таким образом сражение обратится в борьбу тарана против тарана». Воздерживаясь от безусловного приписывания тарану значения главного боевого оружия в наше время (а такое значение приписывается ему теперь во французском флоте), мы все же полагаем, что вышеприведенная короткая выдержка может служить примером того пути, по какому должны идти исследования о боевом строе будущего. Французский автор, комментируя статью Лабрюсса, говорит: «Для наших отцов едва достаточны были двадцать семь лет с 1638 года – времени постройки “Куррона” [52] – до 1665 года, дабы перейти от тактического строя фронта – строя галерного флота – к строю кильватерной колонны. Нам самим понадобилось двадцать девять лет с 1830 года, когда в нашем флоте появилось первое паровое судно, до 1859 года, когда принятие принципа таранного боя было закреплено закладкой “Сольферино” и “Маженты” [53], для преобразований в противоположном направлении; настолько справедливо, что истина всегда медленно выходит на свет… Это преобразование совершилось не быстро – не только потому, что потребовалось время для постройки и вооружения флота нового материального состава, но больше всего – о чем грустно упоминать, – потому что необходимые последствия новой движущей силы упускались большинством умов из вида»[54].

Мы переходим теперь к справедливо прославленному Четырехдневному сражению в июне 1666 года. Оно требует особенного внимания не только по причине большого числа кораблей, участвовавших в нем с обеих сторон, и не только ввиду необыкновенной физической выносливости людей, которые выдерживали жаркое морское сражение в течение стольких дней кряду, но также и потому, что главнокомандующие с обеих сторон, Монк и де Рюйтер, были самыми замечательными моряками или, скорее, флотоводцами из всех, какие выдвинулись в их отечествах в семнадцатом столетии. Возможно, что Монк в летописях английского флота стоит ниже Блейка, но все согласны, что де Рюйтер – фигура выдающаяся, причем не только в голландском флоте, но среди всех морских офицеров того века. Предлагаемое нами описание упомянутого сражения заимствовано главным образом из журнала «Ревю маритим э колониаль»[55], где оно напечатано как недавно найденное письмо одного голландского дворянина, служившего волонтером на корабле де Рюйтера, к своему другу во Франции. Рассказ изложен весьма ясно и правдоподобно – качество, не всегда присущее описаниям столь давно прошедших сражений, а данные, сообщаемые в письме, приобрели еще большую ценность после того, как были подтверждены в главных подробностях мемуарами графа де Гиша[56], другого волонтера в голландском флоте, взятого к де Рюйтеру после того, как корабль, на котором он находился, был сожжен брандером. Однако упомянутые описания содержат несколько одинаковых фраз, указывающих на то, что оба заимствованы из общего источника, а потому не могут приниматься за вполне самостоятельные изложения; впрочем, они в то же время характеризуются и существенным внутренним различием, так что можно предположить, что оба автора изложили события как очевидцы сначала самостоятельно, а затем сверили и взаимно отредактировали свои описания прежде, чем послать друзьям или окончательно занесли их в свои дневники. Со стороны англичан сражалось около восьмидесяти кораблей, а со стороны голландцев – около ста, но это неравенство в значительной мере уравновешивалось большей величиной многих английских кораблей. Непосредственно перед сражением английское правительство допустило большую стратегическую ошибку: король получил известие, что французская эскадра идет из Атлантики для соединения с голландцами. Он тотчас разделил свой флот, послав двадцать кораблей под начальством принца Руперта к западу для встречи французов, а остальная часть флота под командой Монка должна была идти к востоку, навстречу голландцам.

Положение, подобное тому, в каком находился английский флот, которому угрожало нападение с двух сторон, представляет одно из сильнейших искушений для командующего. Оно вызывает весьма сильное побуждение встретить обоих противников и, следовательно, разделить свои силы, как поступил Карл, но уступка такому побуждению, за исключением случая подавляющего превосходства над силами неприятеля, – ошибка, дающая врагу возможность разбить флот по частям, что, как мы сейчас увидим, в действительности имело место в рассматриваемом случае. Результат сражения в первые два дня был бедственным для большей части английского флота, которой командовал Монк, и ей пришлось отступить обратно к Руперту; полагаю, лишь счастливое возвращение последнего спасло английский флот от весьма серьезных потерь или, по крайней мере, от опасности быть запертым в собственных портах. Сто сорок лет спустя, в бурной стратегической игре, происходившей в Бискайской бухте перед Трафальгарской битвой, английский адмирал Корнуоллис сделал совершенно такую же ошибку, разделив свой флот на две равные части