В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

проглотив первую порцию, тут же под одобрительные возгласы немцев получил вторую. Он принял и ее, машинально пережевывая. Глотая горох, мальчик смотрел на глумившихся над ним оккупантов. Те улыбались, забавляясь спаиванием ребенка. Солдат, только что вливавший шнапс в силой открытый рот Вити, снова опрокинул того лицом вверх и кивнул товарищу, который тут же начал заливать содержимое бутылки в мальчика. Тот, почти захлебываясь, проглатывал шнапс, задыхаясь и пытаясь выкрутиться из цепких рук. Его снова вернули в вертикальное положение и снова сунули в рот несколько ложек консервированного гороха. Гитлеровцы смеялись. Солдат, державший Витю, наконец окончательно освободил его из своих объятий и подтолкнул к столу. Тот, оказавшись в роли полноценного участника застолья, непременно стал пользоваться этим и, схватив рукой поданный ему другим солдатом кусок хлеба, начал стремительно освобождать содержимое консервной банки, пытаясь хоть немного утолить постоянно мучавшее его чувство голода.

Изрядно подвыпившие солдаты, насладившись глумлением над ребенком, начали покидать душное помещение, надевая шинели и выходя в сени. Оставшись наедине с одним только немцем, мальчик продолжил есть все подряд, что попадалось на столе. Солдат не препятствовал этому и лишь пододвигал ближе к Вите очередную полупустую банку с консервами. Пока тот ел, немец приподнялся над столом и перерезал на крюке веревку, которой был привязан мертвый кот к потолку. Тело животного он отбросил к двери. Увидев это, Витя оставил еду и встал из-за стола, направившись к лежащему на полу убитому животному. Его шатало из стороны в сторону. Не понимая, что находится в состоянии сильного алкогольного опьянения, ребенок добрался до двери, и, подняв с пола окровавленного кота, прижал его к себе, пачкаясь кровью, и вышел на улицу. Он добрался до могильного холмика, под которыми были погребены мать и сестренки, упал перед ним на колени и стал закапывать мертвое животное, сгребая на него руками свежевыпавший снег. Едва тело кота было скрыто, Витя повалился на бок, сломленный дозой насильно влитого в него шнапса. Веки на глазах ребенка медленно опустились. Он машинально попытался выпрямиться, но снова стал валиться на бок и тут был подхвачен руками старушки, освободившейся из своего заточения в чулане и выбежавшей на улицу, чтобы отыскать внука.

Глава 5

– А мы их когда-нибудь перезахороним? Или они так и будут здесь лежать? – спросил Витя своего дядю, оторвав взгляд от наполовину замерзшего оконного стекла.

– Наверное, перезахороним, –  ответил Илья, посмотрев на племянника. –  Как только немцы уйдут из города.

Мальчик повернул голову и вопрошающе посмотрел на молодого человека, ожидая услышать от него разъяснений после сказанного об уходе гитлеровцев. Илья заметил этот взгляд, показавшийся ему не по годам взрослым и осмысленным. После этого ему ничего не оставалось делать, как пояснить свои слова. Он тяжело вздохнул и заговорил:

– В город новых пленных пригнали. Слух пошел, что из Черни немцев выбили и фронт проходит где-то недалеко от нас, –  он стал говорить тише и неоднократно поводил глазами по сторонам, как будто ожидал, что его будет кто-нибудь подслушивать. –  Еще говорят, что в Москву их не пустили, разбили на подступах, а потом наступление наших было. И Тулу не отдали.

Витя стал сверлить Илью взглядом. Рот его широко открылся. Глаза заблестели. В сердце поселилась искорка надежды на возвращение к прежней жизни.

– Что же ты раньше не говорил? – упрекнул он Илью. –  Значит, и папа может вернуться?!

Молодой человек пожал плечами.

– Как же я тебе скажу? А вдруг ты своему Лехе разболтаешь? А вдруг Леха – немецкий шпион? – дядя сменил тон, чтобы отогнать от племянника тяжелые воспоминания о матери и сестрах.

В такие моменты пожилая женщина и ее сын начинали особенно переживать за единственного уцелевшего ребенка в семье. Они делали все возможное, чтобы отвлечь его, порадовать чем-нибудь вкусным, что удавалось им достать каким-то немыслимым образом в голодном оккупированном городе. Илья подсовывал Вите новые игрушки, которые умудрялся находить на развалинах сгоревших домов или выменивал у соседской детворы. Он помог племяннику смастерить из брусков что-то более похожее на настоящие танки, чем тем те деревяшки, которыми до этого играл мальчик.

– Леха?! – почти закричал улыбающийся Витя, поняв шутку дяди. –  Да какой он шпион? Он наш!

– Откуда ты знаешь? – начал подтрунивать над ним Илья. –  У них в доме тоже немцы живут. Вдруг они его подговорили.

Витя внимательно посмотрел на молодого человека, теряясь в догадках: шутит он или на самом деле подозревает его друга. Тем более что у того в это время было очень пугающе серьезное выражение лица.

– У Лехи папка воюет в Красной армии! – снова заступился мальчик за товарища.

Илья попытался ответить ему новой колкостью, но едва он поднял голову на племянника, как вздрогнул от увиденного за окном, где возле их дома остановился немецкий грузовой автомобиль, из кузова которого выпрыгнули два солдата, в которых он узнал своих постояльцев.

– Со службы вернулись, –  тихо прокомментировал он увиденное. –  Сейчас опять гавкать начнут на весь дом, как на псарне.

Несмотря на давно возникшее чувство панического страха перед превосходящей физической силой и насмешками над собой, переросшее в защитную реакцию, из-за которой Илья порою полностью терял контроль над собой, превращаясь в забитого щенка, ему иногда удавалось сохранять невиданное спокойствие. Однако находиться в таком состоянии он долго не мог, поддаваясь более сильному чувству самосохранения, сжимаясь в комок и терпя издевательства. Иногда ему удавалось убежать от обидчиков, сделав это проворно и быстро, что особенно удивляло тех людей, кто постоянно видел его врожденную хромоту и медлительность. Прекрасно зная о своих физических недостатках, Илья всячески старался их компенсировать, в основном старательной работой по дому и по хозяйству, помогая матери, невестке или брату. Особенную отдушину он нашел для себя с появлением в их доме маленьких детей. Но теперь с ним рядом оставался только восьмилетний Витя, который был единственным, кому удалось остаться в живых после появления в городе фашистских захватчиков. Молодой человек еще больше привязался к ребенку, всячески опекал его, мастеря с ним что-то новое и читая детские книжки, часть которых еще не была выменяна их бабушкой на продукты питания.

Особенно пугало пожилую женщину и ее сына то, что иногда Витя становился неуправляемым, впадая в животное, буквально в звериное состояние, в котором мальчик готов был отчаянно мстить тем, кто погубил его мать и сестер. Они не раз видели его таким начиная с того дня, когда гитлеровский солдат застрелил на пороге дома соседку Наталью, мать его друга Цыгана. Потом это повторилось на похоронах, где маленький Витя схватился за топор, решив мужественно атаковать врагов, руководствуясь инстинктом отмщения.