В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

– Да как же это? – тихо пролепетала она, сгорбленно стоя на дороге и наблюдая за работой невольников.

– Пошли быстрее, –  он выпустил руку Вити и схватил за плечо мать, стараясь сдвинуть ее с места, опасаясь, что ее постигнет участь убитой ударом штыка старухи.

В последнее мгновение Витя повернулся в сторону огорода и посмотрел на заснеженный могильный холм, укрывавший погребенных под ним мать и сестренок. Взглядом ребенок мысленно прощался с ними, молча ловя последние мгновения созерцания места, где покоились самые дорогие ему люди.

Кто-то из толпы слегка толкнул мальчика в плечо, приведя его тем самым в чувства:

– Догоняй своих, малый, а то потеряешь их.

Витя вздрогнул и тут же побежал за удаляющимися в колонне гонимых людей дядей и бабушкой, прекрасно понимая, что в происходящем кошмаре ему никак нельзя оставаться одному. А еще нельзя оставлять одних своих близких, для которых он был тем единственным существом, что еще заставляло их бороться за существование. Сгорбленная старушка с небольшим вещмешком за спиной, какой был почти у каждого беженца, медленно переставляла ноги, подавленная тем, что потеряла не только невестку и двух маленьких внучек, но и единственный дом, в котором прожила четыре десятка лет. Оставшаяся без какого-либо имущества, без поддержки и опоры, с сыном инвалидом и восьмилетним внуком, она просто шла в колонне людей, покорившись судьбе, которой не могла воспротивиться, тихо плакала, борясь слезами со своим горем, как это делали абсолютно все женщины из тысяч гонимых из своих домов хозяек, взявших с собой только то, что могли унести на себе.

Через несколько минут они достигли моста через Зушу, миновав который, Витя обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на родительский дом. Он всегда это делал, когда пересекал реку вместе с отцом, отправляясь на рыбалку или за грибами. Ему еще никогда не удавалось увидеть родные стены из-за стоящих на высоком берегу деревьев, которые закрывали их своими пышными кронами. Но сейчас, лишенные зелени, они выдавали очертания построек вдоль улицы, расположенной параллельно руслу реки. Мальчик уловил взглядом очертания того места, что служило ориентиром, за которым был его дом, и с ужасом для себя увидел отсутствие крыши на родных ему стенах, поняв то, что нет больше места, где проживала их некогда большая семья. Окончательно завершилась прежняя, когда-то счастливая и беззаботная жизнь маленького ребенка возле любящих его матери и отца, сестренок, строгой бабушки и хромого дяди Ильи. И он никогда уже не увидит самых родных ему людей, могилы которых оставались там, откуда его и других жителей Мценска выгоняют те, кто уничтожил то маленькое счастье, в котором когда-то купался Витя. Он посмотрел левее и увидел продолжение бесконечного потока людей, спускавшихся к мосту и подгоняемых солдатами в серых шинелях и с оружием в руках. Толпа выла, уходя в неизвестном направлении и не по собственной воле. Периодически хлопали выстрелы, которыми немцы запугивали и поддерживали дисциплину в потоке беженцев, задавая ему быстрый темп движения.

– Витька, не отставай! – услышал мальчик голос Ильи, все еще державшего под руку мать, возле которой шла плачущая и постоянно оборачивавшаяся соседка Нюра.

– Куда гонят-то? – крикнул кто-то в толпе.

Но ответа никто не услышал. Общий шум, рев и плач слились воедино, объединяя в себе общее горе.

– На Корсаково, что ли, ведут? – прокричала одна из женщин.

Но ответа ей не последовало. Толпа замедлила ход, как будто обходила какое-то препятствие, разглядеть которое Витя не мог из-за своего малого роста. Впереди послышались выстрелы. Женщины взвыли от них еще громче. Колонна беженцев ускорила движение, как будто начиная бежать. А вскоре показалось препятствие в виде прижавшихся к обочине дороги нескольких мотоциклов и стоявшего за ними полугусеничного бронетранспортера с сидевшими на нем солдатами. Один из них громко выкрикивал что-то в адрес людского потока. Иногда он стрелял в воздух из карабина, вселяя дикий страх в смертельно напуганных людей.

– Впустите, люди добрые! Ради Христа! Умоляю вас! Дитя пожалейте! – рыдала старушка, обессиленной рукой барабаня в дверь деревенского дома.

– И откуда же вас столько? Все идете и едете. –  Довольно молодая, круглолицая, когда-то, видимо, полная, а с началом войны похудевшая женщина открыла дверь и отошла в сторону, уступая проход в дом незваным гостям. –  Потеснимся, чего уж там.

– Мценские мы, –  хриплым простуженным голосом ответил ей Илья. –  Немцы нас из домов выгнали, вот мы к вам и пришли.

– Уже занято! Впустила уже! Есть у меня постояльцы! Целых трое! – громко кричала кому-то за дверью хозяйка дома, видимо отказывая в приюте очередным просителям постоя из числа беженцев. –  Не смогу я больше никого принять! И так места мало!

Хлопнув дверью, она еще немного побыла в прихожей и наконец вошла в жилую часть дома.

– Из Мценска, говорите? И сколько же вас? Все идете и идете. Конца и края нет, –  она опустила голову, что-то пристально разглядывая в окне, после чего подошла к нему и замахала рукой, как будто показывая кому-то, находящемуся за пределами дома, чтобы шли мимо, так как уже занято место. –  Весь город, что ли, сюда согнали?!

– Весь! – заплакала старушка, гладя по голове спящего у нее на коленях внука. –  Всех из домов выгнали!

Она не смогла больше рассказывать, залилась слезами и опустила голову, стесняясь своей слабости на глазах у чужих ей людей.

– Вчера утром на мороз выгнали. А постройки, сараи и дома на дрова разбирать стали, –  вместо матери произнес Илья, уставившись от смертельной усталости в одну точку на полу комнаты. –  Пленных наших пригнали для этого.

Старик с печи вытянул шею, пристально глядя на молодого человека:

– И что, парень? С чего бы это? – спросил он хриплым старческим голосом.

Илья поднял на него глаза, силясь не уснуть, чтобы поведать хозяевам дома трагическую судьбу жителей его города и тем самым вызвать жалость и положительное отношение к себе, матери и племяннику:

– Слух на днях пошел, вроде от новых пленных, что наши войска немцам рога пообломали. От Москвы и Тулы отбросили. Говорили, что даже Чернь освободили. Красная армия у нас под городом стоит. Вот нас и выгнали, чтобы линию обороны создать.

Он тяжело задышал и сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.

– Мы на краю жили, так жителей нашей улицы чуть ли не первых выгнали на мороз. А у нас на глазах разбирать все на дрова начали для строительства блиндажей. Такое творилось! Кто идти отказывался или больной был, в тех стреляли или штыками закалывали. А там и женщины, и дети, стар и мал. Весь день и всю ночь до вас шли. Уже нигде не принимали. Все дома заняты. Везде