Царские и шамилевские крепости в Дагестане - Булач Имадутдинович Гаджиев

не более сажени шириною в том месте, и к нему ведет узкая, в самой скале проделанная тропинка. Я долго стоял на мостике и рассматривал безобразную и мрачную внутренность этой трещины, которая сверху закрывалась невысокими камнями, а в глубь терялась в изгибах…»

Вблизи от мостика 19 мая 1837 г. Костенецкий заметил каменную саклю, огороженную стеною с башней, наверное, для охраны прохода от непрошеных гостей. И «замок» на крутом берегу реки, и отвесные скалы, и мрачная трещина, и фантастический мостик вызвали у него глубокое сожаление, что все видимое не может зарисовать.

«К сожалению, – писал Яков Костецкий, – между моими приятелями не было ни одного, который умел бы рисовать…»[43]. Когда войска одолели реку и взобрались наверх, то поразились глубине ущелья, по ложе которого бежало Кара-Койсу. Однако пушки переправить по мосту было невозможно. В связи с этим к каждому орудию привязали по 10 лошадей, им помогали по 20 солдат. Кара-Койсу переходили вброд. Все равно было трудно. После этой труднейшей операции, солдатам дали длительный отдых. К ним подошли жители Дарада-Мурада и окрестных хуторов, возник настоящий базар. Та и другая стороны были премного довольны.

Через 30 лет после описываемых Яковом Костецким событий, в 1867 году, взамен деревянному, поставили сооруженный по последнему слову техники, невиданный в наших краях железный мост, на котором могли расходиться два встречных потока транспорта. Он повис над Кара-Койсу на высоте 79 метров.

На этот раз строили мост русские солдаты. Именовали его «Георгиевским» в честь цесаревича Великого князя Георгия Михайловича, шефа 81-го Артиллерийского полка. Мост приобрел особо важное стратегическое значение, так как плоскостную часть Дагестана связывал с глубинными, высокогорными районами покоренного края.

Мост дал мощный толчок в экономической жизни. И, наконец, третье название «Красный» возникло в годы гражданской войны. Многие склонны думать, что последнее название должно было как бы напоминать о пролитой крови за установление советской власти в Дагестане.

У всякого, кто впервые посещает эти места, захватывает дух. И каменные скалы, вытянувшиеся с двух сторон, как часовые у моста, и дикий грот от бега реки, и истории, что здесь произошли, будоражат воображение. Дадим несколько справок.

8-го мая 1858 года полковник И. Д. Лазарев произвел набег на аул Салты, ранее покинутый горцами из-за того, что крестьяне вздумали самовольно распахать поля, некогда принадлежавшие им же.

Салтинский мост над Кара-койсу

Лазарев устроил в горах засаду, а чтобы горцы не могли в случае чего сбежать, вперед выслал две сотни всадников, которые заперли Салтинский мост.

Попав в ловушку, люди «в полном смятении… стали бросаться прямо в бушующее Койсу, и множество людей, особенно женщин, унесенных быстрым течением, исчезло в пучине»[44].

В 1871 году мост, как я писал выше, посетил император России Александр II, совершавший инспекционную поездку по Дагестану.

Приняв парад Темирханшуринского гарнизона, в сопровождении большой свиты из петербургских, местных офицеров и чиновников царь последовал через Леваши на Гуниб.

На знаменитом мосту для Александра II был устроен чай. Здесь ему доложили, что некоторые офицеры бросаются с моста в реку, чтобы покончить с жизнью. Показали и место, откуда самоубийцы совершали прыжок. Для убедительности кто-то из присутствующих бросил в отверстие на мосту большой камень. Он падал несколько секунд, на глазах уменьшался, пока не превратился в небольшую точку. Звук от удара в воду был подобен артиллерийскому залпу.

– 79 метров падения! – доложил командир георгиевского предмостного укрепления.

Долго смотреть в дыру не было возможности: кружило голову. Некоторые думали, что император поймет узников, несущих тяжелую службу в этом каменном мешке, и прикажет сделать что-либо для облегчения, но Александр II весь съежился и, перекрестившись, отошел прочь, сел в экипаж и укатил в Гуниб. Солдаты, стоявшие по обочинам дороги, кричали «ура».

Несколько позже императора побывал здесь упомянутый мною

Е. Марков, путешествовавший по Кавказу. Он писал: «… не позавидуешь быту пехотинцев, обязанных по целому году дежурить в этом Салтинском склепе, изо дня в день слушая до тошноты все один и тот же рев волн, не видя кругом себя живой души».

Весной и летом 1877 года на Салтинском мосту производились ремонтные работы. Появились башни с амбразурами на обоих берегах, а самый мост был облицован толстыми листами железа. Солдаты инженерной команды и вольнонаемные мастера, привезенные из Темир-Хан-Шуры, торопились до наступления осени завершить дела. Временами через мост проходили группами или в одиночку горцы, которых охрана тщательно проверяла.

29-го августа со стороны Дарада-Мурада показалась молчаливая толпа. Их охраняли несколько вооруженных людей. Урядник Аминчалау сказал, что он должен доставить арестованных в Гунибе к окружному начальнику. Их пропустили, но стоило толпе войти на мост, как было совершено нападение на охрану. Горцы перебили не только солдат, но и мастеров, производивших плотничьи работы. Они захватили и духан, находившийся в километрах двух на виду у моста. Хозяина духана также предали смерти.

События, происшедшие на Салтинском мосту, послужили сигналом к восстанию во всей области. В нем участвовали жители 504 аулов, т. е. одна третья часть всех населенных пунктов Дагестана. На этот раз царское правительство с помощью крупных воинских частей сумело быстро подавить выступление горцев.

А между тем события на мосту развивались следующим образом. Не теряя времени, восставшие во главе с урядником Аминчалау стали готовиться к обороне, весть о захвате моста горцами быстро разнеслась по горам. В том самом 1877 году на Гунибе стоял гарнизон из двух батальонов полковника Войно-Оранского. С одним батальоном, другой оставив в Гунибе и захватив два горных орудия, он, что называется на рысях, бросился к мосту. Многие солдаты вовсе не успели одеться по форме, а марш оказался настолько стремительным, что 20 километров горного пути батальон пробежал на 1 час 15 минут.

Солдатам, усталым и запыхавшимся от перехода, пришлось, что называется, с ходу броситься в бой.

Впереди атакующих несся поручик Булгаков с охотниками. Они штыками проложили дорогу к мосту, захватили ворота, а затем поручик двинул людей к оборонительной казарме. И, как замечает со скорбью в своих путевых записках B. C. Кривенко, «только что возведенная постройка успела уже обагриться кровью строителей, разрушителей и готова была принять новые жертвы».

Батальон, посланный из Гуниба полковником Войно-Оранским, сумел вернуть мост. Для охраны его была оставлена рота поручика Булгакова, а остальная колонна вернулась к месту прежней дислокации.

События у Георгиевского моста этим не закончились, как оказалось, бои 29-го августа были своеобразной прелюдией к довольно-таки печальной трагедии последующих дней.

Рота Булгакова осталась охранять стратегический пункт. Солдаты взялись