Царские и шамилевские крепости в Дагестане - Булач Имадутдинович Гаджиев

восстанавливать разрушенное. Внутри моста из бревен и досок они делали обшивку. Кроме того, повесили на свое место сорванные с петель ворота. На случай нового нападения, пристрелкой определили расстояние до различных объектов. Восставшие, которых царское командование именовало не иначе как разбойниками и мятежниками, не заставили себя долго ждать.

Рота начала отстреливаться. Меткие пули солдат не подпускали нападавших на близкое расстояние. Видя бесполезность атаки и штурма, горцы решили мост и оборонительную казарму заблокировать. Осажденные находились в тяжелейшем положении. Продуктов могло хватить только до 10 сентября. И полковнику Оранскому оставалось надеяться только на выдержку солдат и опытность поручика. Посылать же продукты военачальник никак не мог: непременно перехватили бы восставшие. Впереди маячил голод.

На 4-й день блокады, 2-го сентября, вблизи моста показались несколько коров и быков. Соблазн был так велик, что охотники рискнуть нашлись. Солдаты стремительно выбежали из укрытия и так же быстро успели загнать на мост одного быка. Потерь не было. Впрочем, особого облегчения это не принесло: кроме голода, осажденные постоянно испытывали жажду.

Из отверстия на середине моста приходилось опускать ведро к реке. Воду наверху ждали 130 изжаждавшихся людей, солдат и офицеров. Имелись и другие беды.

На небольшой каменистой площадке у самой воды застрял труп солдата из инженерной команды, сброшенный горцами 29-го августа. Труп разложился, и зловоние разносилось по ущелью, отравляя воздух.

Еще через день-два оборвалась протершаяся веревка. Вид и шум воды дурманил голову, вызывал жажду и мучения. С помощью лямок с вещмешков, ремней с ружей и длинных полос со шкуры быка соорудили новое приспособление для достижения Кара-Койсу. Воду, доставленную на дне солдатского котелка, раздавали строго по учету. У всех опухли губы, заплыли глаза, дыхание было затруднено. Наступила вялость. Многие пристраивались где-нибудь, чтобы присесть или прилечь. Таких поднимали с места окриком, или ударом ружейного приклада.

4-е сентября 1877 г. можно назвать черным днем осажденных. В реку оборвался последний котелок. Освобождение от мучительной смерти принес полковник Накашидзе. Доставив гарнизону ведра, веревки и сухари, Накашидзе ушел в Даргинский округ. Стоило полковнику удалиться, как тотчас в расщелинах скал вновь показались папахи восставших.

Поручик Булгаков экономил продукты: горячая пища варилась изредка, а сухарей на день отпускал четвертую часть фунта, т. е. 50 грамм. По-прежнему было проблемой добывание воды. Но теперь прибавился еще один враг – голод. Осенние ветры разгулялись по ущелью.

У солдат не было теплого белья. От недоедания, холода, отсутствия медикаментов умерли два солдата.

Трижды бросались горцы на штурм, но каждый раз отступали с потерями.

Подошел 50-й день блокады. 16 октября кончились сухари, а восставшие продолжали держать и мост, и предмостное укрепление под огнем.

Гибель нависла над ротой. Это хорошо понимал и поручик. Он, конечно, мог прорваться со своими людьми, но оставлять важную точку он не мог. Булгаков решил дать знать в Гуниб о положении гарнизона. Вызвались отнести донесение солдаты Иван Ковалев и Степан Юдин. Их снарядили в одежду убитых горцев.

Но вдруг, в тот же день, 16 октября, часу во втором дня раздались крики часовых у бойниц.

– На перевале кавалерия! Радостная весть передавалась из уст в уста. С Куппинского перевала в строгих рядах шла кавалерия, а за нею двигались пешие колонны полковника Перника.

Через часа два, когда войска показались уже вблизи предмостного укрепления, горцы произвели несколько залпов и ушли в неизвестном направлении.

А на мосту бурлила радость, солдаты бросали вверх шапки, кричали «Ура». Они выбежали навстречу колонне, чтобы по-своему, по-солдатс-ки, поблагодарить освободителей.

Поручик Булгаков получил орден св. Георгия 4-й степени. Вероятно, в те же годы и родилась следующая аварская песня:

Тучи как скалы, —

Гранитная глыба.

Небо упало

На скалы Гуниба.

Гей, почему все черешни в цвету

И скворцы поют?

Гей, почему на Салтинском мосту

Барабаны бьют?

Трупами черные

Выставлены скалы,

Жены на жернове

Точат кинжалы.

Гей, по ущельям проносится гром,

Или град пошел?

Гей, закружил над Салтинским мостом

Золотой орел.

Царское знамя

С орлом двухголовым,

Дымное пламя над гибнущим кровом.

Гей, по ущельям, по рощам, по рвам

Разбрелись быки.

Гей, под Салтинским мостом, как трава,

Полегли полки.

Вскинься медведицей,

Ярость свободы!

Славой осветятся

Черные годы!

Гей, почему все черешни в цвету,

А земля красна?

Гей, посвети на Салтинском мосту

Мертвецам луна!

Путешествуя по Дагестану, по дороге на Гуниб B. C. Кривенко в 1895 году устроил привал у Салтинского моста.

Ему, видимо, рассказали разные страсти, потому что в его путевых заметках мы читаем следующее:

«… нет здесь ни памятника, ни доски с надписью… У казармы на скале большими красными буквами (выведено. – Б. Г.): «красил маляр имярек».

– Вот тут, – показывают нам, – падая с высоты в 17 сажень, доктор Б. остался жив; на этом случайно выдавшемся уступе продержался целую ночь всадник с лошадью, летевший под кручу».

А еще до строительства моста, оказывается, в Койсу полетела обозная тройка: «Повозка разлетелась вдребезги».

«Далеко-далеко виднеется дом начальника округа, точно ласточкино гнездо, прикрепленное к скале»[45].

В 1919 году здесь же произошло ожесточенное столкновение красных с белоказаками. 160 казаков были сброшены с моста в реку. По этому случаю Деникин послал в горы карательную экспедицию, снабдив ее артиллерией и пулеметами.

То, что собираюсь рассказать, произошло в 1919 году. В Гергебиле казаки убили одного старика, а аул разграбили. Крики женщин и детей услышала мужская половина, находившаяся в горах Тадмеэре и Гортламеэре. Гергебильцы, побросав все, побежали за грабителями, а им на помощь из-за перевала поспешили куппинцы. Настичь казаков удалось на Салтинском мосту. Кого сбросили с него, кто сам прыгнул в теснину Кара-Койсу.

С тех пор прошло более 60 лет. В 1949 году председатель Гергебильского сельсовета Халид Магомедов с товарищами оказался в Копае – это близ села Александровское Кизлярского района. С ними разговорился старик лет 80-ти, с виду довольно еще крепкий, назвавшийся Порфирием. Узнав, что собеседники – гергебильцы, Порфирий сильно разволновался. Он оказался одним из тех, кто был сброшен с Салтинского моста.

– И вы в живых остались? – спросили горцы. – Как видите! Страх, что убьют, был настолько велик, что падение с моста принял с легким сердцем. Выбравшись на берег, – продолжил Порфирий рассказ, – я выжал белье и, дождавшись ночи, пробрался в Гуниб…

– Бывали ли еще в тех местах? – спросили гергебильцы. – Конечно, – отвечал казак, –