Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

англичан (с которыми, вплоть до Эребруйского мира 1812 г. Россия находилась формально в состоянии войны) император, выразил желание, чтобы Франция оказала российской стороне содействие, в деле заключения мира (в смысле воздействия на иранскую сторону, которая к тому времени стала проявлять желание начать мирные переговоры)[305]. В результате, французская сторона согласилась с этим предложением. Понятное дело, контраргументы, приведенные Александром I были нацелены на то, чтобы вновь прозондировать намерения французов, а также, чтобы под удобным предлогом не ввязываться в проекты Наполеона. Никто конечно же от французского содействия (заметим, об официальном посредничестве речи не шло, а всего лишь о «содействии»), не ждал особых результатов. Цель была иной – убедиться еще раз в противодейственной позиции Франции на Востоке. Выяснилось это очень скоро. Так, уже по результатам переговоров подполковника Вреде в Тегеране, Гудович мог сообщить Румянцеву о том, что Кардан, «на самом деле имея некоторые виды для выгод Франции, не только не внушил Тегеранскому кабинету, что прежние вредные для России обещания Франции, во время бывшей войны деланные, теперь не могут быть исполнены, но еще подал им надежду, что когда мирный трактат между Российской империей и Персией постановлен будет чрез посредничество французского двора, то Персия может иметь свои выгоды в рассуждении определения границ, которые вместо требуемых ныне Россией по рекам Куре, Араке и Арпачай, могут быть назначены другие с уступкой. Таким образом, чрез сие предполагается и исполнение некоторой части обещаний Франции и то, что ежели она сделается посредником в восстановлении мира, то может получить от Персии другие какие-либо особенные для себя выгоды»[306].

Таким образом, для сохранения влияния на иранскую сторону Франция продолжала убеждать Тегеран и Тавриз в возможности своего воздействия на русских в плане уступок. В результате, Аббас-Мирза заявлял требования на все Закавказье и часть Северного Кавказа. Более того, персы настаивали на перенесении мирных переговоров в Париж[307]. Две аудиенции барона Вреде у шаха ничего не дали. В ответном письме Аббаса-Мирзы было сказано следующее «Вы пишите, что реки Кура, Араке и Арпачай составляют прямую линию, созданную всеведущим Богом для определения границ между двумя державами. Вашему сиятельству небезызвестно, что многие воды в окрестности Моздока составляли границу между Персией и Россией, и что они также прямой линией разделяли владения двух держав… Еще вы пишете, что Персия от оспариваемых владений никакой пользы не извлекала, следовательно, пожертвовать этими маловажными частями государства, имея в виду важнейшую пользу от дружбы с Россией, не должно составлять большого затруднения. На это я отвечаю, что и Россия от оспариваемых владений пользы не имеет. В таком случае, по здравому рассудку явствует, что бесполезным владениям лучше быть в руках старого владетеля, чем в руках похитителя… Вы, по своему мнению, поставляете мне на вид, что Франция, вступившая теперь с Россией в дружбу, не исполнит данных нам прежде обещаний, но это не может служить уроном нашего правительства, и это не обяжет нас отказаться от покровительства нашим владениям и не выказывать энергии и мужества в этом отношении. Наше правительство, со дня заключения дружбы с Францией, никогда не имело случая обвинить ее в нарушении обета и убеждено, что если Франция действительно была бы шатка в своих обещаниях, то Россия, отличающаяся дальновидность и прозорливостью, не доверилась бы ее дружбе, после столь продолжительной вражды. В этих мыслях, после приезда вашего посланного, барона Вреде, решение всех ваших вопросов наш двор предоставил французскому правительству, а вместе с тем предписал нашему чрезвычайному посланнику, Аскер-хану, пребывающему во Франции, чтобы он, по совету его величества императора французов, вступил в переговоры с графом Толстым, русским министром в Париже, и заключил с ним трактат дружбы Персии, Франции и России. Также генерал Гардан-хан, Французский посланник в Тегеране, предложил нашему двору и барону Вреде заключить перемирие на один год и сообщил обо всем этом Коленкуру, французскому посланнику в Птербурге. Согласно предложению ген. Гардана подписан нами договор о заключении перемирия на один год и после всего этого барон Вреде возвращается к вам в сопровождении посланного Фетх-Али-хана кор-ясаул-баши, чтобы и вы, если найдете эту меру выгодной для России, также скрепили бы вашей подписью и утвердили бы между нами перемирие, дабы до истечения одного года существовала и между нами дружеские сношения. В случае же вашего несогласия, чтобы Фетх-Али-хан возвратился и известил нас о происходившем, тогда обнаружится воля Божия и все что скрывается за завесой неизвестности разоблачится»[308].

Таким образом, персы соглашались, по совету Гардана, на заключение лишь предварительного перемирия сроком на один год. В одном из писем визиря Мирза-Шефи к Гудовичу заявлялось «Из содержания вашего письма явствует, что вы желаете иметь пограничной чертой между Россией и Персией рр. Куру, Арпачай и Араке и на этом условии согласитесь на заключение прочного мира… мы решились искать дружбы и согласия с высокой Российской Державой. Но, движимые чувством дружбы и соседства, мы не ожидали с вашей стороны подобного предложения. Известно, что искони границы Персии составляла Грузия, Дагестан и сопредельные России части по ту сторону Моздока. Между тем и то имеется в виду, что переход из одного владения в чужие границы в настоящее время между государствами не допускается… е. вел. император французов уполномочен со стороны Персии в определении демаркационной черты границы между Персией и Россией»[309]. В письме к Мирзе-Бозоргу от 23 мая 1808 г. гр. Гудович повторл свою позицию «я откровенно могу сказать здесь, что от сих требований Всероссийская Империя никогда не отступит»[310].

Упорное стремление персов перенести переговоры в Париж было обусловлено лишь надеждой затянуть время. Все эти уловки не могли обмануть российскую дипломатию. Император Александр I в своем повелении гр. Гудовичу от 31 июля 1808 г. писал «Я поспешаю изъявить вам полное мое одобрение поступка вашего оказанием несогласия на сделанное вам со стороны персидского правительства предложение заключить перемирие на год. Не с меньшим удовольствием видел я распоряжения, учиненные вами на основании взятой вами решимости и данных вами ответов персидскому министерству. Касательно испрашиваемого вами разрешения о предложенной медиации е.в. императора Наполеона, сколько ни уверен я в дружеских расположениях сего государя, не могу согласиться на перенесение мирной негоциации в Париж по причине отдаления сего места от персидских границ»[311]. Интересно, что в это время шла подготовка к организации Эрфуртской встречи, состоявшейся в сентябре 1808 г.

В итоге, министр иностранных дел Румянцев, в письме гр. Гудовичу от 4 августа 1808 г. сообщал следующее «Сколько Е.В. ни уверен