Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

Задумка была: кубинские летчики, наши «миги-21» и наше техническое обслуживание – наши специалисты. Туда меня первоначально направляли – обеспечивать общение наших и кубинцев. Вот только когда я прилетел в Луанду, мне сказали: парень, забудь все, что тебе говорили в кадрах, у нас тут есть старший референт, есть командование, и куда он тебя направит, туда служить и пойдешь.

В итоге, когда я ушел с бортперевода, мне сказали: ты военный, и у тебя приказ – в три месяца овладеть португальским языком. Благо, там были ребята из ВКИМО – чистые португалы, курсанты-переводчики, которые прилетали на стажировку, и у них были учебники. А зная испанский язык, португальский выучить уже не очень сложно. В грамматике разобрался быстро. С лексикой и с переводом, конечно, было сложнее.

Помню, как я в первый раз поехал переводить с португальского языка. Честно скажу – я был красный как рак! Мне было так стыдно! Там работали ангольские и кубинские офицеры, и меня выхватил наш полковник из управления тыла, и Юра-референт сказал: поезжай, переведи. Переводчиков-то не хватало, работали по одному переводчику на три управления. Это было очень тяжело, сегодня с одним работаешь, завтра с другим, и материалы разные, и люди все тоже разные.

Мы приехали, начали работу. Полковник говорит – я перевожу, на испанский. Ангольцы испанский понимают, тем более что говорю я медленно. А вот когда анголец начал мне обратно выдавать информацию – я ни одного слова не понял! Ни одного! Полковник спрашивает: что он сказал? А я ему: я не понимаю. Он не растерялся, взял документы и давай просто пальцем по пунктам: си – нау, си – нау (да – нет, да – нет). Выхожу я из кабинета, где они совещались, думаю: вот стыдуха какая! Куда ты приехал – ты приехал переводчиком работать, а ни слова не понимаешь! Полковник меня потом, как мы обратно ехали, успокоил: мол, ты не переживай, тут поначалу всем трудно, вон, даже те твои коллеги, которые «чистые португалы», поначалу ничего не понимают. Сложно понять ангольскую речь, это ведь не настоящий португальский, не литературный язык, а диалект. Если сравнить, то для них понять ангольцев было так же сложно, как для нас – кто учил испанский – понимать кубинцев.

Уже потом, после Анголы, я в 1986 году шесть месяцев работал с кубинцами в Туркмении, в военном училище. Меня тогда дернули на сборы, в армию, присваивать звание капитана. Кубинцев приехало полторы тысячи человек, и нас – переводчиков – набрали со всего Советского Союза. Всего 22 человека, двое из Белоруссии, десять человек из Москвы, и десять – из Украины. Так и там первое время я кубинцев не понимал. Мы их полгода готовили по ракетным вооружениям, Кубе как раз тогда продали «Осу»-вторую (комплекс ОСА. – А. К.-Т.), так мы их обучали работе на этом ракетном комплексе. Вот такие примеры.

А в Анголе – постепенно дело пошло. Когда каждый день общаешься на португальском языке, осваиваешь очень быстро.

– В экипаже ГВС Вы летали в качестве бортперееодчика – расскажите об этом подробнее. Ведь бортпереводу тоже, наверное, пришлось учиться?

– Да, летал бортпереводчиком. Учиться пришлось. На самом деле, это тоже было ужасно.

Когда прилетел экипаж из Чкаловской дивизии, с ними прилетел и бортпереводчик. Он мне сказал: Саня, давай учиться, пока есть время. У него была с собой специальная книга по бортпереводу, пришлось ее штудировать. Там ведь своя терминология, и даже произношение другое, не такое, как в обычном разговорном английском языке. Как сейчас помню, у нас борт был номер 47413, и произносилось это [fo: r sevn fo: r wAn tri: ], то есть в слове four – четыре – «р» раскатистое, не так, как в обычном произношении этого слова [fo: ]. А в слове three – три – первый звук «th» произносится как [t], а не как[0]. И таких особенностей множество.

Этот бортпереводчик спланировал несколько занятий. Семь занятий на земле: он – tower, то есть «вышка», а я – бортпереводчик, ведем диалог. Он дал мне выучить необходимые выражения. Потом пару занятий – в воздухе, в самолете: он переводит, а я слушаю, как он это делает.

Летали мы под маркой «Аэрофлота» – маскировались под гражданских. Конечно, когда возили Василия Васильевича, у нас было с собой оружие, мы надевали военную форму.

– Форма была без погон?

– Конечно, без погон. Никакой внешней атрибутики. Партийная организация называлась профсоюзной. А я был секретарем комитета комсомольской организации – так она вообще называлась «спортивной» или «физкультурной».

Возвращаясь к обучению бортпереводу Этот парень спланировал семь занятий со мной на земле, потом – в воздухе. Потом такие занятия, снова в воздухе: я перевожу, а он сидит рядом и контролирует мою работу. Ведь это ответственнейшее дело, понимаете! Воздух есть воздух! Это не земля, там от правильно понятых слов порой зависит жизнь.

А потом – из Москвы пришло указание, что бортпереводчика, который с экипажем прилетел, нужно срочно отозвать. И мы ни одного занятия не успели провести в воздухе. Вот так, абсолютно без практики, я сел за наушники.

Когда летел на этом месте в первый раз – у меня все тряслось, и ноги, и руки. Потому что эфир – сложная штука, особенно с непривычки. Одно дело, разговаривать по-английски просто так. И совсем другое дело – в эфире. Это ответственность, это страх. И это просто сложно. Надеваешь наушники – слушаешь весь эфир, все самолеты, вертолеты, вышки, все. И если кто-то говорит – ты не имеешь права вклиниваться. Там была такая клавиша – как педаль у пианино, это была регулировка подачи в эфир твоего голоса. Если нажимаю эту педаль – то весь эфир отключается, и говорю только я. Если сделаешь это, когда говорит кто-то еще – потом, на земле, могут оштрафовать. Нужно выгадать паузу, ту секунду, когда все замолкают, либо дух переводят. Ведь сколько самолетов в воздухе!

Я сел за наушники, мне поставили волну… Первый полет был для меня ужасным. Другое дело, что заставляли повторять по нескольку раз, как я понял информацию, чтобы действительно прошло все без ошибок. Алгоритм был такой: вышка дает информацию, допустим, какой ветер, какая скорость, и так далее, а ты обязан все это повторить, что ты информацию принял. И если хоть одно слово ты повторил за вышкой неправильно, они опять требуют повторить. И пока ты слово в слово за ними не повторишь все правильно, продолжения не будет, ты не взлетишь.

Потом привык. Потом настолько привык, что книжку стал брать в полеты. Взлетели, высоту набрали, докладываешь, что заняли такой-то эшелон, и сидишь, читаешь книжку. Проходим траверсом какой-то пункт – докладываешь на «вышку», что проходишь траверсом такой-то пункт, и сидишь, дальше читаешь.

Конечно, случались моменты, когда