Искупление - Элис МакДермотт

я завидую простоте той эпохи, когда вы встретили мужа. У нас с Дугласом все было не так гладко: мы сходились, и расходились, и изо всех сил старались не превратиться в наших родителей. Мы спали вместе, потом жили вместе, потом сбегали в другие города, где спали с другими людьми и были несчастны. Потом мы вытерпели нашу пышную традиционную свадьбу, которую воспринимали как шутку. Шутку над его родителями, думавшими, что моя семья баснословно богата.

Шутку над моими родителями, оплатившими эту свадьбу кровавыми деньгами, как мы их называли. Нефтяными деньгами.

Дуг верил (в годы, когда опровергать теории заговора было не так-то просто), что именно дружки моего отца – «Эссо», «Стандард ойл», олигархи – финансируют и затягивают войну. Именно они в ответе за «похеренные жизни», как мы выражались, стольких несчастных идиотов из рабочих семей, мальчишек из родного квартала Дуга, если и не из моего.

Дуг очень подробно расписывал преступления виновных сторон. Он бы охотно объяснил вам, зачем во Вьетнаме понадобилось столько американских инженеров. Глубинные бомбы, которые наш флот в начале шестидесятых сбрасывал в Южно-Китайское море (остатки после Второй мировой, просветил бы вас Дуг), были предназначены не для того, чтобы углублять гавани, как думала глупая американская публика (стадо баранов, сказал бы он), а для разведки шельфовых месторождений нефти. Чтобы все было размечено и готово к экспорту, читай воровству, когда в стране победит американская демократия.

Изъяснялся он красноречиво, и каждое его гневное обвинение я воспринимала в те годы как непреложную истину.

Истину, подсоленную и подсахаренную юношеской самонадеянностью. Все наши идеи были окрашены восхитительной уверенностью, что никто и никогда не понимал эту жизнь лучше, чем мы: ложь, жадность, лицемерие, жажда денег в мире бизнеса, жажда власти в мире политики, дурные намерения даже среди наших знакомых, даже среди тех, кого мы любим.

Если бы я тогда сказала Дугласу, что вы с мамой встретили во Вьетнаме Дьявола, он пожал бы плечами и спросил: «А кто не встретил?»

* * *

Да чего только не говорят люди за долгие годы брака. Дуг иногда обвинял меня в том, что я слишком отчаянно добивалась его, когда мы были юными. Что его тяготило, как сильно я им увлечена.

Я всегда отвечала, что он слишком себе льстит. Что я вышла за него в первую очередь, чтобы досадить матери.

* * *

В 1975 году США начали вывозить детей и младенцев из Вьетнама. Операция «Бэбилифт». Не очень изобретательно, но от Министерства обороны поэзии ждать не приходится. Разве что поэзии хаоса.

Возможно, вы помните: первый же самолет, заполненный детьми и гуманитарными работниками, был обстрелян наступающими вьетконговцами, когда поднялся над авиабазой Таншоннят. Пилот попытался совершить посадку, самолет разбился. Погибло семьдесят восемь детей и около тридцати пяти сопровождающих.

Я как раз приехала домой из колледжа на весенние каникулы. Мама читала о катастрофе в газете. Утро за кухонным столом, наш зеленый пригород, в окошко светит солнце после дождя. В руке у мамы дымится сигарета. Сама она, как всегда, ухоженная: прическа, ногти, светлая помада.

Она читала, сжав губы в ниточку. Сопровождающими были в основном женщины – женщины, связанные с благотворительными организациями, приютами, госорганами. Женщины, хотевшие творить добро.

Она надеется, что среди погибших нет ее знакомых, сказала мама.

Я ответила что-то противное. Что-то про детей: почему она в первую очередь подумала о сопровождающих, которые вообще-то зашли на борт по своей воле, а не о детях, которых забрали из родной страны? Забрали, чтобы повыгоднее продать?

Язвительным «Дугласовым» голосом я спросила, понимает ли она вообще, что все эти американские мальчишки из семей рабочего и среднего класса умерли вовсе не за свободу. Америка плевать хотела, при каком режиме горбатятся вьетнамские крестьяне на рисовом поле. Крестьяне и сами плевать хотели на ваши режимы.

Всех этих несчастных мальчишек отправили на смерть нефтяные компании, компания отца. Ради «мерседеса» и «кадиллака» у нашего дома. Ради наших двух акров зеленой травы. Ради портфолио отца. Ради ее зависимости от «Шанель» и «Сент-Джон».

В какой-то момент вошел отец в форме для гольфа. Встал между нами. Сказал, чтобы я прекратила. Мать молчала. Точнее, она открыла было рот, а потом закрыла и рассеянно уставилась вдаль, словно там находилось что-то куда более достойное ее внимания. Какая-то захватывающая невидимая вещь.

Ее «постойте, почему меня это заботит?» взгляд, как называл его Рэнсом.

«Почему меня заботишь ты?», как называла его про себя я.

Наверное, она потирала друг о друга большим и безымянным пальцами, эта ее нервная привычка.

В конце концов отец сказал, чтобы я убиралась из его дома. Я так и сделала. Вернулась в Мэриленд. Поссорилась с Дугом, когда он похвалил меня за то, что я дала родителям отпор. Бросила его несколько недель спустя, когда он назвал папу заправским мясником. Съехалась с другим парнем. Бросила колледж на семестр, чтобы поехать в Новый Орлеан с третьим, там сломала руку, напившись до потери памяти.

Нет смысла в этом копаться.

В конечном счете я вернулась в Колледж-Парк. К учебе. К Дугласу. Возвращение домой – говорили мы с долей иронии – для нас обоих.

Думая о будущем, в одном мы были уверены: мы не хотели жить, как наши родители.

А потом вдруг захотели.

Надеюсь, я не причиню вам боли, сказав, что рождение первого ребенка, дочери, а затем и второго, сына, принесли мне такое счастье, какого я прежде никогда не испытывала, принесли мне уверенность, безопасность. Может, это все та же моя «безопасность в численности». Может, став матерью, я снова почувствовала себя близнецом.

А может, дело в настойчивости, которую вы описывали, – в тяге произвести жизнь.

Как-то утром, на кухне родителей, я сказала об этом счастье, держа спящую дочку на руках. Сказала своей матери, будто я первая на свете женщина, обнаружившая, какое это счастье – быть влюбленной в свое дитя. Свое собственное дитя.

Неожиданно Шарлин подалась вперед и тонкой рукой взяла меня за подбородок. Повернула мою голову к стеклянным дверям, за которыми виднелись элегантное патио, зеленый сад, высокие деревья в лучах солнца – наша чудесная маленькая вселенная, построенная, несомненно, на компромиссах, и, пожалуй, на нечестно нажитых деньгах, и уж точно на сделках с Дьяволом.

Но также – на удаче, на благодати.

На всем, что потребовалось, чтобы мы оказались дома, в безопасности.

* * *

Она умерла от рака почки. Ей было почти шестьдесят. Досаждающая боль в спине, за пару кошмарных дней признанная неизлечимым заболеванием. Спокойные будни,