Искупление - Элис МакДермотт

Остаток уик-энда мы почти не разговаривали и уехали, так и не повидавшись с Домиником и Джейми, я только бросила записку им в почтовый ящик, в которой благодарила за уборку снега. Два следующих долгих зимних месяца мы провели в Роланд-Парке – готовили дом к продаже.

* * *

Вернулась я в марте. Одна. Хотела отдохнуть от постоянных перепалок и взаимных претензий. И снова я видела в этом лишь последствия наших жизненных перемен: мы продавали дом, переезжали в квартиру, чувствовали, как подкрадывается старость. У нас появилась дурацкая привычка перебирать события прошлого и бросать равноудаленный взгляд в будущее: десять лет назад мы ездили в велотур по калифорнийской долине Напа, еще через десять лет мы будем…

От таких разговоров гарантированно портилось настроение.

Я приехала ранним вечером. Заскочила в магазинчик на перекрестке и больше никуда не ходила. Я представляла, как приготовлю себе простой ужин и буду есть его у камина, с книгой и бокалом хорошего вина. Как буду наслаждаться своим бунтом – когда я сказала Дугу, что хочу провести выходные без него, он устроил сцену, – купаться в своем смелом одиночестве. Я из тех женщин, которые мало что делают в одиночку.

Но кончилось тем, что я целый вечер смотрела телевизор, те же передачи, которые мы смотрели бы с Дугом, а когда пришло время гасить свет на первом этаже, почувствовала себя глупо и как-то неспокойно. По лестнице я поднималась с ощущением, что сейчас буду расплачиваться за свою позу независимой женщины. И уже заранее содрогалась при мысли о предстоящей ночи.

Не в силах уснуть, большую часть ночи я провела в гостевой спальне, в красивом маленьком кресле, выбранном вместе с декоратором, в котором до этого ни разу не сидела. Было очень темно, безлунная ночь. Я бы все отдала за шоу теней с летучими мышами, как в Сайгоне.

За мамину уверенность в том, что темнота что-то в себе скрывает. Некое тайное знание.

Наконец во мраке проступило единственное в комнате окно: сумеречно-серый, затем розоватый прямоугольник неба. Я оделась, как только стало хоть что-то видно.

На участке меня встретили первые робкие признаки весны: красноватые бугорки почек на ветках, в воздухе резкий запах мартовского утра с талым снегом и предвкушением солнца. Небо над купой деревьев вдалеке становилось все светлее, золотисто-розовый сменялся акварельно-голубым. В поле за домом уже пробивалась молодая трава, ярко-зеленая среди сухих прошлогодних стеблей. Услышав журчание воды, этот звук новой весны, я вспомнила, что в лесу за домом где-то должен быть ручей.

Облачившись, как заправская фермерша, в грубую куртку и резиновые сапоги, я отправилась на разведку.

Этот дом нам показывал очень разговорчивый риелтор. Юный натуралист, назвал его Дуг. Когда мы шли по полю, он посоветовал нам посетить одно место к западу отсюда. Экологический заповедник, сказал он. Необычный и безумно красивый. Сотни акров болот, образовавшиеся десять тысяч лет назад в результате таяния ледников. Растения, которые там можно встретить, – американская лиственница, пушица, клюква – появились еще в ледниковый период.

– По болотам можно ходить, – рассказывал он. – Там есть тропы и дорожки из досок.

В таком месте вспоминаешь, как коротка жизнь, как мало времени нам дано на этой бешено крутящейся планете.

– Видишь общую картину, – добавил он.

Дуглас шел впереди, глядя себе под ноги, но на этих словах замедлил шаг, обернулся и поймал мой взгляд. Я знала эту ухмылку. Его фирменная ухмылка остряка-всезнайки. Та, что говорит: «Меня не проведешь».

– Вот это реклама, приятель!

Но риелтор ничуть не смутился. Такие растения, продолжал он, ученые называют реликтами. Похоже на реликвию, правда? Реликт – это то, что пережило смерть чего-то другого.

Дуглас опять ухмыльнулся:

– Так можно сказать про что угодно.

* * *

Поле было все в лужах, и, шагая по его кромке, вдоль границы нашего участка, я увидела на участке Доминика маленькие деревянные качели, затем останки домика на дереве с ветхими, покосившимися досками и потрепанным канатом. Чуть подальше стоял гараж, из темных глубин которого выглядывал отвал, – вероятно, там же был и трактор. Рядом виднелся выстриженный пятачок травы, по которому я определила (заправская фермерша), что в этом месте в земле установлен септик.

Оба наших участка скатывались к подножию леса, и, свернув направо, я нашла тропинку между деревьев.

Не могу сказать, что, выйдя на воздух, на утреннее солнце, почувствовала себя лучше. Наоборот, гуляя по лесу, я стала представлять, что будет, если я споткнусь об упавшую ветку или торчащий корень, если у меня случится инфаркт или инсульт, если я, в конце концов, просто заблужусь. Стало ясно, почему я так боялась ночевать одна в пустом доме и почему мне было страшно пробираться по едва заметной тропинке теперь: если я позову на помощь, никто меня не услышит.

Словно меня не существует.

Вскоре я вышла на поляну у ручья. Откуда-то поблизости доносились голоса.

Найти их было нетрудно. Доминик сидел ко мне спиной на поваленном стволе, ярдах в десяти от него стоял Джейми в высоких резиновых сапогах с прутиком в руке. Он наблюдал за чем-то в воде, а Доминик с берега давал советы и мягко его предостерегал.

Не желая их напугать, я поздоровалась издалека. Но, конечно же, мои отчаянные столкновения с одиночеством были им незнакомы. Увидев меня в лесу, они удивились ничуть не больше, как если бы мы встретились в местном магазине. Они были в гармонии с окружающим миром.

Джейми крикнул: «Привет!» – и помахал рукой. Доминик обернулся, сказал: «Доброе утро», а затем вежливо встал – проблеск импульса, вшитого в ДНК вашего мужа. Интуитивная реакция на появление женщины, любой женщины, в любом месте. Всем встать.

– Что-то вы рано проснулись, – сказал Доминик. Он видел мою машину у дома. – А я все думал, ждать вас весной или нет.

Мы вместе сели на поваленный ствол. Доминик рассказал, что у них гостит один из его старших сыновей – с женой и двумя маленькими детьми. Вчера вечером приехали. Сейчас отсыпаются, как все нормальные люди. Чтобы скоротать время, Доминик и Джейми отправились на прогулку. Они оба – и отец, и сын – ждут не дождутся, когда все встанут и дети начнут бегать по дому.

У них уже вошло в привычку приходить сюда, когда они просыпаются раньше всех и не могут уснуть – обычно потому, что заранее предвкушают отличный день: игры с малышами, или поездку на побережье, или метеоритный дождь, или матч «Ориолс».

– И так всегда, – сказал Доминик. –