19 ноября 1942. Сталинград от наших и ненаших - Николай Николаевич Яковлев

сохранить лицо, в сообщении говорилось об «образцовом командовании» Паулюса. Диктор замолк, прозвучали звуки Пятой симфонии Бетховена. В Германии начался трехдневный траур по 6-й армии, а 7 февраля последовал указ о тотальной мобилизации. Ложной патетикой и пустой болтовней нацистские руководители, могильщики Германии, клялись в решимости воевать до победного конца. Они силились использовать гибель 6-й армии для умножения военных усилий.

Неизбежно и во весь рост вставал вопрос: возможна ли вообще военная победа над Россией? Среди офицерского корпуса испуганно припоминали, что все традиционное наследие немецкой военной мысли давало отрицательный ответ. Гитлер клялся Фридрихом II. 7 февраля он собрал гауляйтеров и предложил им припомнить войны Фридриха II, неоднократно терпевшего поражения. «Если бы у Фридриха было наше вооружение, его бы никогда не назвали Великим, ибо Семилетняя война закончилась бы в два месяца», – сказал он. Но именно хрестоматийный король-полководец предостерегал: «Всякая вражеская армия, которая осмелилась бы проникнуть в Россию и пройти дальше Смоленска, безусловно, нашла бы там в степях свою могилу». Пусть поучение Фридриха II относилось ко временам довольно отдаленным, однако его подкрепляло профессиональное мнение генералов-теоретиков, стоявших у истоков действовавшей тогда немецкой военной доктрины.

Генерал Грёнер:

«У входа в чудовищную, охватывающую государство и народ равнину между Вислой и Уралом стоит предостерегающий образ Наполеона, чья судьба должна внушить каждому нападающему на Россию зловещий ужас перед вступлением в эту страну».

Другой генерал, Хорст фон Метч:

«Клаузевиц уже 100 лет тому назад оценивал трудность покорения обширных русских пространств, которые невозможно завоевать. Он предвидел то, что мы должны учесть».

Наконец, столп немецкого военного мышления генерал-фельдмаршал Мольтке:

«Остерегайтесь вступать на бескрайние русские просторы, берегитесь русской силы сопротивления».

Теперь, когда полностью обнаруживался крах германского нашествия, эти изречения припоминались и повторялись не только шепотом, но и вполголоса – максимум того, на что пока были способны находившиеся поблизости от высшего эшелона власти в Германии.

Сталинград глубоко травмировал предводителей нацистской шайки. От шока Сталинграда они никогда не оправились. Об этом с медицинской точки зрения рассказали после войны врачи, пользовавшие Гитлера. С февраля 1943 года вплоть до конца войны у фюрера вошло в обыкновение произносить перед послушными секретарями и врачами мрачные монологи, затягивавшиеся на всю ночь. «Иначе я не могу, – объяснил он врачу по весне 1945 года. – Мне нужно говорить о чем-то другом, ибо стоит мне лечь, как я вижу в темноте штабные карты и часами думаю о них. Если я включу свет, то я могу показать, где именно стояла каждая дивизия в Сталинграде. Это продолжается часами, и я засыпаю только в 5 или 6 утра». Но монологи, которыми Гитлер заменил кошмар Сталинграда, по словам одного из слушателей, создавали в бункере обстановку серого ноябрьского дня на кладбище.

Немцы, попадавшие в плен даже много времени спустя после Сталинградского сражения, цепенели при опросах, стоило напомнить о нем. Их по большей части бессвязные речи, отдававшие сверхъестественным страхом, побудили Советское командование выпустить неоднократно переиздававшуюся листовку, текст которой отражал типичную реакцию в вермахте на Сталинград. Листовка называлась «Мертвые говорят живым»:

«Где бы вы ни были, товарищи, – в доте или блиндаже, на отдыхе или на посту, днем и ночью, мы – ТЕНИ СТАЛИНГРАДА – следуем за вами по пятам.

Нас было 240 тысяч. 240 тысяч таких же солдат, как и вы. Теперь мы в могиле. Но и здесь мы не нашли себе покоя. Бессмысленна была наша смерть. Придайте же ей последний смысл – выслушайте наше предостережение и запомните:

НЕ ВЕРЬТЕ ТОМУ, ЧЕМУ ВЕРИЛИ МЫ!..

Мы не верили, когда внутренний голос нашептывал нам: «Один Гитлер виноват в этой злосчастной войне! Это он хотел ее, это он хочет вашей смерти!» Это неверие стоило нам жизни. Но Сталинград разоблачил Гитлера как врага Германии, а его стратегия – это невежество и авантюризм, приведшие нас в могилу. И вам внутренний голос твердит:

«Освобождайтесь от Гитлера, и война кончится!»

Верьте этому голосу, товарищи!

Так говорят вам тени Сталинграда».

Катастрофа, постигшая вермахт на Волге, вызвала лихорадочную деятельность среди немногих германских деятелей, вынашивавших планы верхушечного переворота и достижения, пока не поздно, соглашения с Западом, разумеется на антисоветской основе.

Уже в ноябре 1942 года, когда обозначился провал планов захвата Сталинграда, в лесу вблизи Смоленска заговорщики собрались на тайное совещание. Они пытались побудить командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Клюге принять участие в попытках устранить Гитлера. Идеолог верхушечного заговора Герделер лично убеждал Клюге присоединиться к заговорщикам. Генерал-фельдмаршал сначала согласился и тут же струсил.

Взоры заговорщиков обратились к Паулюсу. Его командование 6-й армии было широко распропагандировано самими нацистами. В глазах миллионов немцев Паулюса представляли чуть ли не героем. Заговорщики не без оснований считали, что его голос из «котла» услышит страна, а произнести нужные слова против Гитлера, по их мнению, он мог. Паулюс осуществлял верховную власть в «котле», едва ли гестапо могло пробиться к нему в случае выступления против нацистов через стальное кольцо окружения.

Генерал-фельдмаршал Бек с доверенным офицером направил Паулюсу личное письмо. От имени заговорщиков Бек просил Паулюса обратиться с призывом к вермахту свергнуть тирана Гитлера, обрекающего в Сталинграде на бессмысленную гибель сотни тысяч немецких солдат. Ответом Паулюса были телеграммы Гитлеру с выражением беспредельной преданности фюреру.

Они были по достоинству оценены Гитлером: в конце января 1943 года, после очередной ссоры с начальником штаба верховного командования вермахта Йодлем, он решил назначить на его пост Паулюса. Опоздал! Кандидат не смог взлететь на высокий пост. Все аэродромы в «котле» были в руках советских войск.

Если разгром под Сталинградом побудил заговорщиков поднять голову и вызвал всеобщее замешательство в правящих кругах Германии, то сателлиты, впрягшиеся в военную колесницу рейха, просто впали в панику. Муссолини, пославший против СССР 8-ю армию, цвет вооруженных сил страны, теперь знал: армия наголову разбита в донских степях. Вдруг припомнили 1812 год – тогда отборные итальянские батальоны, пошедшие с Евгением Богарне и Мюратом за Наполеоном, почти до последнего человека остались на заснеженных русских просторах. В Риме больше не верили в возможность победы и молили Гитлера вступить в переговоры о мире с СССР. Фюрер уперся. Не помогла и личная встреча Муссолини с Гитлером весной 1943 года.

Разгром на Волге вызвал серьезный кризис в блоке европейских держав фашистской «оси», который отныне неуклонно углублялся. Пытаясь возместить чудовищные потери в Сталинградской битве, Гитлер в начале 1943 года потребовал новые войска от Венгрии и Румынии. Венгрия отказалась, диктатор Румынии Антонеску согласился поставить еще порцию пушечного мяса только после выкручивания рук на личной встрече с Гитлером. Однако Берлин получил отнюдь не те контингенты, на которые рассчитывал. В германо-румынском коммюнике об этой встрече были вставлены угрожающие слова в адрес всех сателлитов рейха: «Германский союз с малыми странами базируется на принципе – каждому по заслугам после победы». Угрозы от державы, потерпевшей поражение, не имели прежней действенности.

Из Хельсинки правители Финляндии осведомились, будет ли Германия возражать, если они начнут зондаж о возможности заключения мира с Советским Союзом.

Берлин ответил отказом, а геббельсовская пресса и радио прикрикнули: доводы Финляндии о том, что она-де ведет «отдельную» войну, несостоятельны. Финляндия – союзник Германии и поэтому «не может выйти из войны, как выходят из трамвая, когда вздумается». Но финские правители видели несомненное – рейх шел к поражению. Один из них, Таннер, под свежим впечатлением о Сталинградском сражении записал в дневнике о причинах приступа миролюбия в Хельсинки: «Все сходятся на том, что наступил момент для Финляндии выйти из конфликта, который угрожает закончиться неудачей».

На рубеже 1942–1943 годов Япония, еще недавно бряцавшая оружием на советских дальневосточных границах, заняла осторожную позицию. Сталинград образумил даже отъявленных милитаристов. 7 ноября 1942 года на приеме в советском посольстве в Токио удрученный бывший японский посол в Москве Татекава в припадке неожиданной откровенности сознался советскому послу: «В силе и крепости Советского Союза и в стойкости духа советского народа просчиталась не только Германия, но и Япония. Ожидаемого краха Советского Союза не получилось».

20 января 1943 года японский посол в Берлине Осима явился к Гитлеру и завел осторожный разговор о необходимости «политического» решения в войне против СССР. Ответом было