Дневники украинской смуты - Сергей Егорович Михеенков

Около 50—100 человек в какой-то момент. К нам начали приезжать кадровики и группами распределять туда, где было не укомплектовано. Пообщавшись с ними, я узнал, что они ищут студентов. Составив список всех студентов, кто был там, я всех этих людей оставил в так называемой «рабочке» в тылу. Основной задачей поначалу было грузить, грузить и грузить. Все, что нужно перевезти и что было не в «Урале», нами туда грузилось. В силу возраста, наверное, мне сначала не доверили командование этой группой «рабочки», и я просто выполнял приказы. А когда тех, кто был постарше, разобрали по подразделениям, меня поставили старшим рабочей группы. Спустя пару месяцев я получил звание младшего сержанта. Сперва мы грузили снаряды, патроны и иногда продовольствие. Потом из-за нехватки людей в тылу морг просил присылать ребят покрепче. Была ситуация, когда «покрепче» было воспринято буквально. Отправили ребят, а некоторые из них приехали бледными, и их тошнило. Потом они даже говорили, что лучше им сутки грузить тяжелые снаряды, чем полдня в морге. Я для себя это принял так: лучше я буду разгружать их и помогать работникам морга со всем, что нужно, чем я буду на месте тех, кого туда привозят. Ведь, как уже, по-моему, стало понятно – опыта нуль совершенно. По поводу «рабочки», кстати, тоже есть пару строк, которые могу показать:

Поступил звонок – пора собираться рабочей команде.

Не дают отдохнуть боевой нашей банде.

Ну, не грузят себя сами в машину снаряды.

Еще и погода хмурится, местами дожди… местами «Грады»…

Позже, когда я заслужил еще больше доверия, я начал помогать отделу кадров. Был период, когда я отвечал более, чем за 700 человек. Вел дела военнослужащих, которые были ранены, болели, проходили ВВК и, конечно, все «рабочки» N-й бригады были в сфере моей ответственности. По сути, больше половины людей бригады, которые находились в тылу, были со мной знакомы, были у меня в подчинении, или я им чем-то помогал. Когда вышел указ об увольнении студентов, я все дела передал, а сам начал заниматься только увольнением студентов. Даже после того, как меня уволили, я по собственной инициативе еще две недели ездил и довозил документы, искал и «увольнял» студентов (собирал все необходимое и отдавал в отдел кадров). Вот так очень циклично все получилось. Я, по сути, начал свой путь с того, что собирал списки студентов, чтобы оставить их в тылу, и закончил тем, что собирал данные студентов, чтобы их демобилизовали.

– В освобождении каких населенных пунктов вы принимали участие?

– Учитывая то, что сначала мы были единственной «рабочкой» бригады, а потом я отвечал за все остальные, то можно сказать, что я принимал участие в освобождении всех населенных пунктов, которые освободила N-я бригада. Но, наверное, это слишком пафосно. Поэтому я чаще просто говорю, что я – тыловик и все.

– Каким образом вы получали знания и опыт ведения боевых действий?

– Если то, что я делал можно назвать боевым опытом, то получал его просто в процессе. Включал голову и старался запомнить, уловить, понять все, что мне говорили старшие, опытные, да и в принципе почти все окружение. Общались, обменивались. Вот и всё. В основном учили командиры.

– Что было самым сложным во время участия в спецоперации?

– Смерть. Это страшно, это мгновенно, это невозвратно. Вот осознание сиюминутности жизни, того, что сейчас мы есть, а через секунду нет никого. И не будет. Осознание, что по ту сторону тоже люди. С промытыми мозгами, наши враги, но тоже чьи-то родители, друзья, дети. И жизнь каждого из нас все время на волоске. Отбросить эту человечность и раздумья об этом было очень сложно. Всю жизнь тебе говорят, что убивать плохо, а сейчас это становится чем-то хорошим, за что тебя даже хвалят, награждают. Тебя учат быть добрым, а сейчас ты должен быть очень злым. Сохранить этот баланс между человечностью гражданского и хладнокровием солдата очень трудно. Тяжело было также расставание с близкими. Помню ситуацию: ехала наша группа в пункт назначения через Луганск. Перед этим на протяжении долгого периода я не видел жену Дашу. Мы едем, я разговариваю с ней по телефону об обычных вещах. Спрашиваю, где она. И тут жена отвечает, что она возле автовокзала, а мы туда вот-вот подъедем. Я подбегаю к водителю и прошу его остановиться на две минуты, чтобы хоть увидеться с ней. Немного помявшись, он согласился. Так у меня произошла первая встреча с женой. И эти две минуты были такими счастливыми! У каждого были свои сложности, мы все разные. И пути преодоления сложностей тоже разные. Я, к примеру, писал стихи. Это отдушина, позволявшая переноситься из окружающей реальности в мирную жизнь. Ты на время забываешь, где находишься, что делаешь: у тебя есть столик, тумбочка, ручка, тетрадь – и все. Больше для тебя ничего не существует, ты переносишься в поиск рифм, смыслов, подтекстов.

– Можете ли вы вспомнить и описать героические поступки, совершенные вашими однополчанами?

– Для меня все, кто там был, – герои. Неважно, как попали, но все, кто не струсил, не сбежал, – все герои. Много всего было, много историй. Выделить одну невозможно.

– Вы получали ранения, контузии во время боевых действий?

– К счастью, нет. Хотя однажды мог. Вся «рабочка», все студенты уехали грузиться на склад, который был около завода в городе N, и я тоже должен был туда поехать. Через неделю туда попал снаряд, вроде бы «Himars». Многих, кто там был, контузило. А я остался – меня тогда уже часто привлекали к работе в штабе. Старший подразделения должен был уехать, а я – его заменить.

– Что стало для вас основной мотивацией для того, чтобы участвовать в военных действиях?

– Не было мотивации. Сказали «нужно» – я и пошел. Не прятаться мотивировало чувство того, что я мужчина. Я ничего не умел и туда не рвался, но прятаться тоже не собирался.

– Имеете ли вы боевые награды?

– После демобилизации «Боевое братство» наградило меня медалью «За ратную доблесть». А еще, где-то спустя месяц, позвонили из части и попросили приехать. Вручили мне медаль «За верность долгу». Но самой большой моей наградой была дочь, родившаяся в марте 2023 года, и то, что мы живы.

– Повлияло ли участие в спецоперации на вашу дальнейшую судьбу?

– Да. Я по-другому начал смотреть на жизнь. Когда ты возвращаешься, то понимаешь, что все остальное неважно, главное, что жив. То, что я могу общаться с близкими, родными, спокойно идти на