Дневники украинской смуты - Сергей Егорович Михеенков

товарищей. Мы тогда выходили с позиций последними. Это трудно было принять: когда ты узнал о человеке многое – его жизнь, про его жену, дочерей, то, как он представлял, как вернется домой, и тут вдруг понимаешь, что его жена и дочери больше его не увидят живым. Когда мы, студенты, несли их тела, мы понимали, что этот тяжкий груз лег на наше время и то что нужно сохранить память об их подвигах, хоть будет трудно, страшно, но нужно идти только вперед. Когда нас осталось 3 человека (еще 2 студента), то мы присоединились к БОНу[5], так сказать, нелегально. Нам просто некуда было идти, стояли мы на самой передовой в 100 метрах от противника. Мы спали по 3 часа в день, копая окопы и подкапываясь к противнику вплотную. Помню, когда я был в эвакуации, мы вытаскивали парней из-под перекрестного огня. На это дело отправляли только смелых парней, трудность заключалась в том, что по тебе стреляло все, и ты видел, как пролетали пули в сантиметрах, как бились о столбы деревьев, как снаряды в двадцати метрах вспахивали поле. Но бросать товарищей ни в коем случае было нельзя, хоть и хотелось залечь, переждать. Каждая секунда могла стоить жизни, и выносить было трудно. Нужно было делать все быстро, и за 40 минут, выбиваясь из последних сил, мы вытащили тогда троих солдат. В штурмовиках тоже было нелегко. Каждый день мы ходили по 6 километров с танковыми минами, под плотным огнем. Но именно этим закаляли мы свой дух: мы шли спокойным шагом, когда снаряды били в 20 метрах от нас, не убегали, а, как настоящие мужчины, шли вперед, хотя был страшно, ведь только дурак не боится. Штурм длился в среднем четыре часа. Четыре часа невероятных физических нагрузок и ловкости. Каждый раз я понимал, что это может быть мой последний бой, но все равно, пока я жив, то должен бороться.

– Можете ли вы вспомнить и описать героические поступки, совершенные вашими однополчанами?

– Прямо героические – нет. Но все говорили, что это героические. Ну, короче, я всегда брался за самую сложную и опасную работу, всегда рвался вперед на самый передок, стоял на самых опасных позициях, вытаскивал раненых из-под перекрестного огня. Короче, там много чего. Единственное, что героическое, наверное, во мне – это стремление идти вперед помогать и заботиться о товарище, больше чем о себе. А так был боец – парень лет восемнадцати с позывным «Малой», так ему три раза пальцы отрывало, но он шел вперед, был настоящим мужчиной и штурмовиком. Он погиб при штурме. Прикрывал парней и получил очень тяжелые ранения. Я считаю, что он – герой, потому что не сидел в больнице и никогда не сдавался, не показывал страх. Для меня герой – это тот, кто погиб, но отдал свою жизнь, чтобы другие жили.

– Вы получали ранения, контузии во время боевых действий?

– Ранение средней тяжести я получил в ноги во время штурма. В тот момент, я понимал, что выхода нет, – мы были фактически окружены. Мне взрывом сломало левую ногу, правая была вся в осколках. По нам наводился миномет, каждые три метра взрывы, которые становились все ближе и ближе. Я тогда хотел сдаться, но понял, что я зашел слишком далеко, чтобы погибнуть. Я понимал, что шансов почти нет, как и во многих других случаях, но сдаваться – это не выход. Я облокотился на плечи парням (за что им огромное спасибо, что не бросили), и мы пошли. Но в ту же секунду по нам начал работать снайпер. Пули почти задевали каску, и единственным выходом было разделиться. Я пошел один, хоть и было больно, неприятно, но нужно было идти. Под конец у меня начали отказывать ноги. Я понимал, что, если я упаду, то погибну. И я из последних сил добрался до «дома», куда уже подошла группа эвакуации. Тогда это был мой последний бой. Контузий было много, но я не считаю это за ранение.

– Что стало для вас основной мотивацией для того, чтобы участвовать в военных действиях?

– Много чего. Долг, парни, которые защищали меня с 2014 года, зверства украинских нацистов, дети, погибшие от их рук, ну и обстоятельства. Я не мог сидеть, сложа руки, пока такие же молодые парни гибли, стояли на морозе, пока я сижу в теплой квартире. Я и мог остаться дома, но как бы я тогда смотрел в глаза отцу, друзьям. Рано или поздно нужно было встать и бороться за свою землю, за людей, которые тут живут. Ну и то, что я молодой, у меня ничего нет: жены, детей, машины, работы, по сути нечего терять, а чем меньше тебе терять, тем легче.

– Имеете ли вы боевые награды?

– Нет.

– Повлияло ли участие в спецоперации на вашу дальнейшую судьбу?

– Да. После всего этого ты не можешь воспринимать мир таким, какой он был до боевых действий. Ты становишься серьезным, чувствуешь ответственность за все. Спустя время – вот как у меня произошло – тебя начинает все угнетать. Каждый день все больше твоих товарищей, друзей, погибает, и это все на тебя давит. Также давят и воспоминания о том, что там нужно было дожать, по-другому все сделать. Но ты понимаешь, что ты уже был на пределе и по-другому уже ничего не мог сделать. После этого трудно обучаться, совсем, так сказать, не хватает сил на это. Иногда захлестывает апатия, депрессия, что ты так мало сделал, хоть шел все время вперед и исполнил свою мечту стать штурмовиком. А так жизнь продолжается. Я с помощью проекта «Спасибо, братцы!» нашел других своих сослуживцев, побывал в Питере. Там присутствовала очень приятная компания и атмосфера, за что я выражаю огромную благодарность всем, кто там был.

Участник СВО Артем М.

– Как вы стали участником военной спецоперации?

– 21 февраля 2022 года моего отца забрали на войну (повестки вручали на шахте). Я собрал кое-какие вещи и отправился за ним, но в одно подразделение нас не взяли, обусловив это тем, что отец с сыном вместе воевать не могут. По итогу я самостоятельно приехал в военкомат 22 февраля и уехал на войну.

– В каком подразделении вы проходили службу? В чем заключались ваши функции?

– На протяжении всей войны я состоял во второй бригаде. Сначала это был N-й батальон, N-я рота, N-й взвод, позже меня и несколько человек отправили в другой батальон, а с августа из остатков