В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

он увидит выглянувшего из-за дерева немецкого солдата в каске и с карабином в руках и будет бежать от него что есть силы. А тот начнет стрелять вслед мальчику, как это делали охранники концентрационного лагеря, в который больше года назад он тайно приносил крохотные продуктовые посылки, чтобы хоть чем-то помочь томящимся за колючей проволокой пленным бойцам Красной армии.

Чуть позже Витя начал думать о том, как похвалит его капитан Аксенов за образцово выполненное боевое задание по доставке в штаб донесения от старшего сержанта Крылова. И потом непременно об этом узнает и тоже похвалит его командир батальона майор Токмаков. А дальше весть о смелом девятилетнем солдате разойдется по всем подразделениям. И сослуживцы будут рассказывать его отцу о храбрости его сына.

Углубившись в свои мысли, Витя приблизился к тому большому полю, обход которого по дуге был ему совершенно не понятен и объяснялся только наличием там какого-то препятствия, называемого минным полем, значение которого абсолютно ничего не говорило мальчику. Остановившись, он стал оглядывать его, прикидывая в уме, сколько придется еще пройти, прыгая по лесным кочкам, залезать в овраги, а потом вылезать из них, царапать ветками лицо и преодолевать холмы. Перед ним лежало почти ровное, без видимых препятствий поле, поросшее местами кривыми деревцами и сплошь покрытое высокой, не кошеной в этом году травой. Осмотревшись по сторонам и по-детски предположив, что его сейчас никто не видит, а, следовательно, и никто не накажет, он смело шагнул вперед, явно рассчитывая сократить расстояние и время. Идя по густой траве, подняв в стороны руки, чтобы не цеплять ее, Витя прикинул, что непременно им будет заслужена похвала от капитана Аксенова, за досрочно доставленное донесение. Чтобы еще выиграть немного времени, он решил пересилить свою усталость и перешел на бег. Однако вскоре выдохся и вновь зашагал, стараясь не сбавлять темп. Миновав огромное поле, он беззаботно направился по уже немного знакомому ему лесу и вошел в пределы начинавшегося земляного городка, заселенного бойцами батальона, в котором он недавно начал проходить службу. То и дело ему на пути попадались солдаты, отдававшие ему честь и одаривавшие улыбками. Кто-то наиболее говорливый просил закурить, вызывая смех у товарищей. Кто-то не обращал никакого внимания, уже привыкнув к маленькому сослуживцу, и продолжал заниматься своими делами.

Наконец Витя вышел на полянку в направлении штаба батальона и увидел на ней майора Токмакова и капитана Аксенова. Те о чем-то живо беседовали, а когда увидели мальчика, изменились в лицах, нахмурились и как будто приобрели злобный вид. Они пристально смотрели на него, от чего ребенок постарался, подходя к ним, перейти на строевой шаг, решив тем самым подчеркнуть свое рвение в службе. Едва он с волнением в душе приблизился к офицерам, как Аксенов громогласно взревел на него, багровея лицом:

– Ты почему с этой стороны на нас вышел? Ты что, через поле шел? Не в обход?

– Нет, –  негромко ответил Витя, испуганно и непонимающе глядя на начальника штаба.

– Оно же заминировано! Я ведь тебя предупреждал! – капитан схватил его за грудки и рывком поднял перед собой так, что его красное от злости лицо оказалось прямо напротив глаз мальчика.

Тот смотрел на него, еще не осознавая полностью сотворенного.

– Отставить, товарищ капитан! – заорал майор Токмаков и втиснулся между Витей и Аксеновым, вынуждая начальника штаба отпустить ребенка и поставить его на землю.

– Где донесение? – комбат громко крикнул на Витю и строго посмотрел на него, когда капитан опустил того на землю.

– Вот, –  взволнованным голосом сказал маленький солдат и дрожащей рукой протянул майору изъятую из пилотки бумагу.

– Марш с глаз моих долой в землянку! И чтоб до прихода отца ни шагу мне оттуда! – закричал на него Токмаков, от чего Витя не помня себя стремительно побежал в сторону своего жилища, все еще до конца не понимая, что лишь чудом остался жив, преодолевая пешком минное поле, которое ему следовало обойти.

В землянке он сразу же забился в угол на дальних нарах и плотно прислонился спиной к бревенчатой стенке, поджал под себя коленки, крепко стиснул на груди согнутые в локтях руки и натянул на себя лежавшую на нарах шинель, служившую ему и отцу одеялом. Его затрясло как от сильного холода, по телу побежали мурашки. Из его широко открытых глаз текли крупные слезы. Как бешеное колотилось в худенькой груди маленькое сердце. Он громко всхлипывал, глядя в открытый дверной проем землянки. Ожидал, что вот-вот в нее войдет кто-либо из старших и отправит его назад, в едва освобожденную от гитлеровцев голодную деревню к бабушке и дяде-инвалиду. В его голове уже поселилась мысль о том, что его служба на этом эпизоде закончится. За проступок и непослушание командиров накажут не только его, но еще и отца, а может быть, и старшего сержанта Крылова, который не проявил настойчивости и был недостаточно строг с ним. Он все думал и думал об этом, начиная иногда плакать, уткнувшись лицом в воротник отцовской шинели.

Вошедший в землянку с котелком дополнительного питания Абзал косо посмотрел на мальчика и, ничего не говоря, поставил свою ношу на стол, положил сверху кусок хлеба, рядом ложку, потом вышел. Увидев мрачное лицо казаха, не проронившего ни единого слова, Витя понял, что о его поступке знают уже многие, будет знать и отец. От этого он заплакал еще горестнее и громче, роняя на грудь слезы, сотрясаясь всем телом от неровного, рывками дыхания.

– Да, Витя. Натворил ты, –  тихо произнес он, когда вернулся и сел напротив мальчика. –  Разве можно так опрометчиво поступать?

Казах развел руками, тяжело вздохнул и засопел, сердитым взглядом уставившись в земляной пол.

– Твой отец, сколько я его знаю, сам не свой был. Все думал и переживал о своей семье. Места себе не находил. Во сне с вами разговаривал. Я сам слышал, –  говорил Абзал, не поднимая взгляда на мальчика. –  Мне-то что? Моя семья далеко от фронта. Я за нее не так волнуюсь. Правда, голодно моим-то. Но зато все живы!

Тщательно подбирая нужные слова, казах говорил медленно, периодически почесывая большую коротко стриженную голову.

– Когда товарищ старшина тебя привез, он так изменился, –  продолжил солдат. –  Поначалу горевал сильно да тебя жалел. Потом успокоился и начал, как бы это сказать, счастливым быть, что ли.

Чтобы избавиться от нахлынувшего на него сильного волнения, Абзал стал теребить в руках пилотку и раскачиваться из стороны в сторону.

– Сейчас у него все в душе успокоилось. Ты наконец рядом с ним. Ему хорошо. А сегодня ты чуть всю жизнь своему отцу не