Мифы и легенды Огненной дуги - Валерий Николаевич Замулин

Местность по обе стороны шоссейной дороги Белгород – Бродок [главная дорога 7-й тд. – З.В.] не имела почти никаких естественных масок, препятствовавших наблюдению противника, особенно его авиации. Сама дорога, проходившая по возвышенности, просматривалась из глубины расположения противника. Поэтому движение по этой важнейшей магистрали могло проходить только при наступления темноты или при плохой видимости»[453].

Если сравнивать с другими армиями, то меры маскировки, применённые войсками Кемпфа, вероятно, явились наиболее эффективными, хотя, как ни парадоксально, но они не спасли их от серьёзных потерь именно в ходе контрартподготовки. И тем не менее в 22.00 4 июля 1943 г. во время переговоров по БОДО[454] М.С. Шумилов доложил Н.Ф. Ватутину: «Расцениваю смену частей и огневые налёты, которые проводит противник, как прикрытие смены частей. Большого усиления пехоты в этом районе не наблюдал, а исключительно подход к переднему краю и уход от переднего края мелких групп от взвода и редко до роты противника. Вчера в 20.00 наблюдали порубку леса севернее Топлинки и в урочище Коровинская. Предполагаю, что лес рубится для постройки оборонительных работ, а не для переправы, т. к. в течение сегодняшнего дня и вечера не наблюдали спуск леса с гор к реке в районе Архангельское – Старица. Никакого усиления войск противника не наблюдалось»[455]. Таким образом, в момент, когда ударная группировка Кемпфа уже находилась на исходных позициях перед войсками 7-й гв. А, её командующий считал, что никаких данных о готовности противника к наступлению нет.

Приведу ещё один показательный пример, свидетельствующий об уровне эффективности иного вида разведки того времени – артиллерийской. Сразу после начала наступления корпуса СС в его полосу был направлен самолёт-артразведчик. На основе его данных 132-е арткомандование доносило штабу корпуса СС, что «обнаруженные с воздуха цели совпали на одну треть (!) с уже разведанными целями артиллерийской разведкой»[456]. Трудно представить, что эффективность нашей разведки в это время была выше, чем немецкой. Особенно если учесть, что войска противника находились в движении, а советские средства обнаружения целей отставали от германских аналогов. Это откровенно признавал и Г.К. Жуков: «Следует сказать, что к началу действий противника план контрподготовки у нас в деталях полностью ещё не был завершён. Не были точно выявлены места сосредоточения в исходном положении и конкретное размещение целей в ночь с 4 на 5 июля. Хотя при тех разведывательных средствах, которыми мы тогда располагали, нелегко было точно установить местоположение целей… В результате нам при контрподготовке пришлось вести огонь в ряде случаев не по конкретным целям, а по площадям»[457].

Второй важной причиной, существенно влиявшей на точность собираемых советской стороной данных по целям для артиллерии, было это активное использование противником средств радиоперехвата для того, чтобы определять, насколько информирована советская сторона о местах расположения его сил и средств. С этой целью в каждом корпусе было развёрнуто по несколько постов радиоперехвата. Например, только в 23-м ак 9-й А на 4 июля 1943 г. числилось 6 постов, с началом боёв дополнительно было развернуто ещё два[458]. И работали они довольно эффективно. Вот лишь один факт. Из журнала боевых действий 48-го тк ГА «Юг» за 3 июля 1943 г.: «Во второй половине дня средствами армии было перехвачено донесение противника, в котором он сообщал о движении 450 наших грузовиков по дороге Гоайворон-Борисовка. В этой связи командир корпуса принял дополнительные меры по усилению маскировки»[459].

Кроме того, помимо подразделений, специализировавшихся на радиоперехвате, даже строевые части противника имели техническую возможность для прослушивания радиосредств Красной Армии. Напомню, ещё перед войной в войска вермахта поступила радиостанция TORN.FU.G образца 1939 г. и стала основной в полковом звене управления. Она имела сетку частот (85,0-120,0 м), совпадавшую с советскими радиостанциями (РАФ, РБ и РСБ). Поэтому в сочетании с многофункциональным магнитофоном TON Sb, который шёл в комплекте с ней, широко применялась для радиоразведки и ввода в заблуждение советской стороны.

Советской стороне было известно об этих возможностях неприятеля. Командование войсками и отделы контрразведки «Смерш» активно боролись с болтунами. Например, начальник штаба Воронежского фронта, в связи с переходом войск к обороне, уже в первых числах апреля 1943 г. разослал своим подчинённым директивное письмо, в котором отмечалось: «Вести решительную борьбу с болтунами, при переговорах по телефону, радио, телеграфу потребовать в полной мере использования переговорных таблиц и кодированных карт. Ключи к переговорным таблицам менять не реже одного раза в сутки. Ключи сообщать только шифром или нарочным»[460].

Однако жёсткие требования и суровые меры не всегда давали необходимый эффект, т. к. масштабы явления были значительными. Советские офицеры, особенно тактического звена, далеко не всегда соблюдали дисциплину в радиоэфире. Кодовые таблицы игнорировались, а разговоры часто велись на примитивном языке, лишь слегка похожем на коды, который противник быстро разгадывал. Например, снаряды называли огурцами, танки – коробочками, соседние подразделения – соседними хозяйствами и т. д. Донесения из немецких пунктов радиоперехвата пестрят сообщениями советских офицеров с различного рода информацией о противостоящем неприятеле и собственных подразделениях. Обобщая опыт боёв своих частей на обоянском направлении летом 1943 г., начальник штаба 71-й гв. сд 6-й гв. А подполковник П.И. Любомудров[461] указывал: «При донесениях по телефону о действиях противника допускают [командиры. – З.В.] преступную халатность, раскрывая расположение своих войск благодаря неосторожным открытым разговорам, так, например: «Противник атакует мой левый фланг», «Противник ведёт огонь по правому флангу моего соседа» и т. д., чем открывают место своего фланга или стыка с соседом»[462].

Данные радиоразведки внимательно анализировались в штабах войск групп армий «Юг» и «Центр», и, естественно, принимались соответствующие меры, в том числе и по смене позиций артиллерии, которые были засечены советской стороной. При этом на старом месте, как правило, оставались макеты орудий и миномётов, а также поддерживалась видимость присутствия их расчётов. Например, в журнале боевых действий 292-й пехотной дивизии 9-й А, готовившейся для удара на Курск через ст. Поныри, за 2 июля 1943 г. отмечено: «Радиоразведкой подтверждено, что противник внимательно отслеживает все наши перемещения, прилагая к этому все усилия. Поэтому необходимо улучшить маскировку»[463]. Безусловно, нерадивые командиры не могли выболтать всё, что удалось установить нашей разведке перед началом боёв. Но, эта проблема существовала и влияла на точность данных, готовившихся для упреждающего огня.

Вместе с тем, при разработке замысла контрартподготовки советская сторона столкнулась и с объективным фактором, который невозможно было полностью преодолеть. Дело в том, что за май и июнь