Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Noblesse, простите, oblige.

Морда, простите, буржуйская.

Он тем временем снова тяжко вздыхает. И молчит в трубку.

Не любит признавать свою неправоту. Но тут уж куда денешься. Раньше двенадцати он в любимую редакцию принципиально не приезжает: если нет совещаний «наверху», то элементарно спит.

Ну-ну.

Доливаю шнапс из графинчика. Задумываюсь: не заказать ли еще?

И, кстати, тоже молчу.

Паузу выдерживаю.

Мы тоже умеем…

Наверное, все-таки заказать.

Как за окно в очередной раз гляну, на эту не прекращающую лить с неба холодную, осеннюю воду, так в очередной раз это самое и понимаю. И даже сегодняшние похороны тут ну совершеннейшим образом ни при чем.

Заказать.

Обязательно заказать.

Не-пре-мен-но.

– Ладно, – вздыхает наконец, в третий раз. – У меня в девять совещание в администрации. Хрен его знает, во сколько закончится, но до двенадцати точно. В двенадцать нашему туземному царьку самому к еще более высокому начальнику на поебку идти. И нас туда завтра совершенно точно не позовут, не царское это дело. Так что к двенадцати подъезжай, реально нужен. И не вздумай длительно забухать, некогда. Есть тема денег немного вместе заработать. Так что давай, не телись…

И бросает трубку.

Вот и поговорили, да…

Ничего.

Я, вообще-то, привык.

Гляжу на часы.

Два часа дня.

Терпимо.

Еще успею и нажраться, и поехать домой проспаться, благо жена в очередной командировке. На этот раз в Италии.

Соответственно, и бухтеть особенно некому.

А потом еще раз опохмелиться, если потребуется. И даже еще немного поспать. Что совершенно точно снимает ряд проблем с непрезентабельным внешним видом: для телевизионщика это вообще дело последнее.

Лучше изнутри сгнить, это на экране не так заметно.

Ага…

Все-таки, думаю, хорошо, когда похороны с утра. Утром выпил – весь день свободен.

Тьфу.

Что же я такое несу-то, господи меня прости?

Похороны.

«Хорошо».

Прямо-таки ад какой-то.

Который – прав Довлатов, прав – мы, наверное, сами и есть. И никто больше. Не надо умножать сущности: все уже, в общем, здесь…

– Милая, – машу татуированной официанточке. – А давай-ка мне еще двести того же самого нектару. И пива еще тащи…

Глава 5. Интермедия

Когда пришел в себя, сразу автоматически взглянул на часы. Хорошо, что я их практически никогда не снимаю: Ulysse Nardin, яхтенная модель, ничего сверхъестественного, но совершенно искренне любимая. Никаких «турбиенов» и всего эдакого прочего: на моем социальном уровне это просто пошло. По деньгам примерно на десять тысяч евро с небольшим, что, в общем, для часов «приличных» людей совсем даже и недорого.

При этом масса преимуществ. «Убить» фактически невозможно. Утопить тоже. Что для человека пьющего очень важно, признаться. При этом даже среди ревнивых к часовым прибамбасам нуворишей не вызываешь раздражения и отторжения своим нищебродством: просто молодой человек предпочитает спортивный стиль.

Так, десять часов. Осталось выяснить: вечера или утра…

А пока огляделся по сторонам – обстановка совсем незнакомая.

Не то чтобы некомфортная, нет.

Просто чужая.

Дела…

Татуированная красотка, довольно посапывающая рядом, кстати, оказалась не такой уж и татуированной. И там, где игла мастера не дотянулась до юного комиссарского тела – совсем даже и ничего.

Свежая девочка.

Там, где надо, вполне себе выпуклая.

Сколько ей лет-то, кстати? Лет на пятнадцать как минимум, думается, моложе, чем ваш покорный слуга. Хорошо хоть точно совершеннолетняя.

Н-да-с.

А еще очень хорошо, что у меня ума хватило к ней поехать, а не ее к себе домой потащить. То-то бы коты с собакой охренели.

Да и Нинке кто-нибудь из соседей потом бы обязательно настучал.

Старая Москва – она и есть старая Москва.

А при наших с ней нынешних прохладных, мягко говоря, отношениях, это было бы как бы несколько не алё…

Так.

Судя по электронному будильнику на прикроватной тумбочке, сейчас все-таки 22.04. А значит, вечер. Нормально. Успею и до дому добраться, и котов покормить.

И с собакой погулять.

Хотя умница Герда дотерпит и до часу ночи: удивительно воспитанное существо, будто и не я воспитал. А если не дотерпит – внаглую нагадит в кошачий лоток. Его, конечно, после придется мыть, но тут уж – сам виноват.

И еще как виноват.

Н-да…

Какая ж ерунда все-таки в голову лезет. А тело-то, кстати, которое рядом – очень даже и ничего. Может, еще на один заход? Время пока есть…

Нет.

Не стоит.

Да и нет его, этого самого времени – вот от слова «совсем»…

Быстро, по-солдатски, оделся, чмокнул проснувшуюся официанточку в щечку, записал ее номер телефона на оборотной стороне чьей-то золоченой визитки: на прощании со Стасом кто-то сегодня сунул.

Да и не было печали.

– К жене, что ли, торопишься? – спрашивает девушка под конец, даже как-то немного ядовито.

Блин. Когда ты мне в трусы прямо в пабе лезла – семейным положением что-то не интересовалась.

А тут…

– Хуже, – признаюсь. – К собаке. Жене-то пофиг, она на Сицилии сейчас или где-то там рядом, в командировке. А зверя надо гулять.

Достал бумажник, вынул оттуда две бумажки по сто евро.

Подмигнул.

– Ты не обижайся, – говорю. – Это не «плата шлюхе», ни в коем случае. Сама все понимаешь. Не ребенок. Просто подарок тебе сейчас купить нет никакой возможности, так что придется выбрать самой.

Поводит точеными плечиками, – татуировки скрадывает мягкий свет ночника. И в этом мягком свете – совсем еще девочка, конечно.

Нарочито бесстыдная такая.

Красивую, очень красивую, чуть излишне даже полноватую грудь и не пытается прикрывать.

– А я и не думаю обижаться, – тянется к тумбочке за сигаретами. – Чего обижаться-то, если я и вправду не шлюха? Обычная молодая дурочка. Студентка, загремела в академку в начале года сразу после сессии: грохнулась с лестницы в гололед, позвоночник повредила, только к маю ходить начала. Восстанавливаться в универе только в феврале, а заниматься чем-то надо, вот и пристроилась в паб через отцовских знакомых. Я, вообще-то, дневной администратор там, плюс переводчик, если надо. У меня свободные английский и испанский. Просто одна из официанток приболела, вот и пришлось подменить. А на твои двести евро я духи куплю, знаю какие. Мне будет приятно думать, что мне их ты подарил…

Понятно, думаю.

А я-то все гадал, что в ней «не совпадает». Судя по говору – моя землячка, коренная москвичка. Причем из неплохой явно семьи. И квартира, скорее всего, не съемная.

И вдруг – официантка в пабе.

Незачет тебе, Глеб Борисович.

Незачет.

Чмокнул ее еще раз в щечку, на прощание.

– Ладно, – говорю. – Не скучай.

– А это уж как получится, –