Бог хочет видеть нас другими - Татьяна Олеговна Беспалова

если не умеешь молиться? — со страданием на лице произнёс он. — Вот я учился в школе. Девчонки из нашего класса увлекались Мэйби Бэйби и красили волосы в голубой цвет. Я увлекался «25/17». Бабушка меня крестила. Пыталась заставить ходить в церковь на Пасху, исповедоваться и причащаться, а я не хотел. Но как попал в беду, сразу начал молиться. Сам не знаю откуда взялись слова. А ты… Ну какой с тебя поп?

Жгучий стыд не помог мне вывалиться из неприятного сна. Наоборот. После пацана мне явился старик со старой газетой под мышкой. Краем глаза я прочёл заголовки на немецком языке: «Werden die russischen Cherson übergeben?», «Seltsamer Krieg», «Probleme der zweiten Auswanderungswelle aus der Ukraine»[65].

— Жалеешь о брате? — щуря глаза, спросил старик. — Что и не мудрено. Зато теперь ты знаешь, что такое братская любовь.

Я пытался оправдываться:

— У меня профессия, служба, работа. Это важнее, понимаете? Порой приходится принимать непростые решения…

— Понимаю. Не важнее. Служба — не оправдание, и ты сам об этом знаешь. Помнишь Первое послание к Коринфянам? Там сказано: «время коротко, впредь пусть и имеющие жен будут, как не имеющие, и плачущие, как не плачущие, и радующиеся, как не радующиеся, и покупающие, как не владеющие, и пользующиеся миром, как не пользующиеся, ибо проходит образ мира сего». Это воистину сказано о тебе…

* * *

Выбраться из неприятного сна мне помогла отзывчивая Олеся, когда её острый локоть вонзился в мой бок. Разлепив веки, через пыльное окно «газели» я узрел приземистое, обнесённое невысоким забором строение и взбудораженную толпу перед ним. Возле двери табличка: белые буквы на синем фоне. Я прочёл надпись на украинском языке: «Херсонський міський морг № 1».

— Кто эти люди? — спросил я, протирая глаза.

— Они ищут своих близких: сыновей, мужей, братьев, — ответила Олеся. — Это морг. Здесь хранятся останки для опознания. Останки наших украинских воинов. Пойдёмте! Это тоже наша работа. Мы помогаем людям найти близких.

Поправив на плече повязку с надписью «Волонтёр», она выскочила из «газели». Я поплёлся следом.

С появлением Олеси и её товарищей раздражение в толпе поулеглось. Пока они толковали о чём-то, я поймал себя на мысли, что плохо понимаю украинский язык. Это я-то, женатый на хохлушке!

— Постойте. Мы же знаем, что Херсон только что оставила русская армия… — пробормотал я.

По реакции присутствующих я быстро понял сколь неудачной оказалась эта моя реплика. В ответ прозвучал хор раздражённых голосов.

— …нам не дают осмотреть тела под тем предлогом, что они крепко сгнили…

— …нам говорят: «без гроба можете не приходить»…

— …следователь Мария Мосийчук сказала мне, что бойцы тридцать пятой бригады ЗСУ захоронены на одном из островов в братской могиле. Мразь ехидно улыбалась, при том, что если руснявые устроят нам потоп, то трупы славных воинов вынесет в Днепр и они будут там плавать и станут кормом для сомов…

Тут я опять решился вставить свои пять копеек и грубо ошибся, попытавшись убедить присутствующих в том, что война, конечно, трагедия, но всё это не вселенский потоп. Я не принял во внимание важный факт: раздражение этих людей, их усталость превысили меру их горя и уже готовы были обернуться самыми жестокими словами и поступками.

— …он приехал сюда проповедовать. Чистенький, сытый, а у меня в кране воды нет. Нынче черпала из лужи, срала в пакет и на помойку носила. А помойку никто вторую неделю не вывозит…

— …разве ты не знаешь, поп, что твои руснявые друзья хотят взорвать Днепровские плотины? Тогда всех наших героев смоет, и гробы смоет, и руснявых смоет, но им пофигу на своих…

— Да что вы его убеждаете? Всё попы недоумки, — резюмировал кто-то, и несколько человек (но далеко не все) рассмеялись. — Правильно Верховная рада их гнобит. На гиляку попов!!!

Люди смотрели на меня не просто сердито. В их повадке чувствовалась агрессия отчаяния, когда человек кричит «Бога нет!!!». Почему-то вспомнился ролик из сети, где стая гиен нападает на льва. Смешно, конечно, представлять себя в виде льва. Но что стану делать я безоружный, если они реально набросятся на меня? У меня в загашнике нет львиного прайда! Один из толпы, на вид вполне благорасположенный, приблизился, погладил ладонью мой нагрудный крест. Шмыгнул носом. Отёр влагу со щёк. Заговорил:

— Давно думаю, как описать это без мата, но не нахожу слов. Может, в социальных сетях описать? Так за это еще посадят. Нет. Лучше вам скажу. Вы же как-никак священник. Вам скажу правду, как есть. Я вот подумал, что морг Херсона надо сфотографировать и сделать мотивационные открытки с надписью для ребят на фронт: «если не хочешь гнить полгода в бюро смерти Херсона, убивай, а не умирай». Это ведь уже вошло в привычку, что тела с поля боя не забирают месяцами? А теперь новая привычка: лежат тела под открытым небом в рваных пакетах прямо за забором из профнастила еще с весны. Собрать бы в кучу этих рабочих морга да на передовую отправить. А что? Если они считают нормой такое хранение тел героев, то пусть и сами так похранятся.

Я молчал, не ведая, что ответить. Мне на помощь явилась Олеся. Она что-то быстро-быстро затарахтела на мове. Она хватала моего собеседника за локоть и увлекала за собой не только его, но и изрядную часть раздражённо скорбящих. Она спасала меня, давая возможность улизнуть. Волонтёры, приехавшие вместе с нами на «газели», и её водитель делили толпу на более мелкие группы «по интересам». Так толпа разделилась на две части. Первая, меньшая часть, вошла в здание морга вслед за Олесей. Другая осталась стоять на улице. Некоторое время они волновались, обмениваясь гневными фразами, в том числе и в мой адрес, и в адрес Бога, которого я, по их мнению, представлял. Потом часть из них сбилась вокруг неведомо откуда взявшегося оратора, чей голос возвысился над монотонным бормотанием толпы, отвлёк её от скорбных дум, заставил слушать себя.

Я приблизился к ним. Небольшая группа людей, состоящая в основном из женщин, сплотилась вокруг невысокого человека неприметной наружности, неопределённого возраста, одетого, как это принято в наше непростое время, в стиле military. Женщины и несколько стариков стояли плечом к плечу, образовав несколько плотных колец. Оратор говорил на украинском языке, быстро произнося слова. Порой он всё же сбивался на русский, и это не вызывало у слушателей возмущения. По рукам слушателей ходили листки с текстом на обеих сторонах, отпечатанным типографским способом. На одной стороне на русском, на другой — на украинском