Бог хочет видеть нас другими - Татьяна Олеговна Беспалова

— А вот и ваш проводник, отче… — проговорил коллега. — Он поможет тебе перебраться за реку.

— Харон?

Я с самым беззаботным видом обернулся, чтобы наконец узреть того, кто так напряг моего храброго коллегу.

— Це йому треба на правий берег?[66] — проговорил бородатый, высокий и красивый пришелец.

Грозным видом своим он напоминал сказочного Бармалея или Черномора в юности, когда борода легендарного злодея достигала пряжки его ремня и он мог носить её, не прибегая к помощи невольников.

В его облике впечатляло всё: и суровое лицо, и дорогая, но крепко заношенная униформа, в которой он выглядел весьма гармонично, и огромные руки, сжимавшие автомат, и та бережная нежность, с которой он обращался со своим оружием. И даже его выгоревшая или застиранная арафатка, завязанная под бородой простым узлом, выглядела весьма романтик. Сердце предательски ёкнуло. Пришелец до боли, до колик и детских нечаянных соплей напомнил мне отца. Наверное, таким я его осознанно увидел впервые: огромным, красивым, сильным и нежным. И не только отца. Он напомнил мне ещё кого-то, виденного совсем недавно, может быть в поезде Москва — Ростов-на-Дону?

— Здравствуйте, — собравшись с духом, проговорил я. — Мне надо на правый берег.

— Тогда пойдём, шпион. Отправим тебя на правый берег, — проговорил пришелец. — Будешь там проповедовать москалям. Агитируй их сдаваться. Да не бойся. Я священника не трону. Я православный христианин. То есть, по-настоящему православный, а не какой-нибудь там хипстер, который и в святых церквах покемонов ловит.

— Хватит кривляться… сын мой, — фыркнул я, закидывая за спину рюкзак. — Вы прекрасно можете изъясняться по-русски. К чему этот цирк.

— З принципу, — с наездом ответил он, и железо, которым он был обвешан с головы до пят, тяжело заскрежетало.

Я обернулся, надеясь ещё раз попрощаться с коллегой, но того уже и след простыл. Укровояка же смотрел на меня с таким пристальным интересом, словно вот-вот опознает во мне старого знакомого, с которым в детском саду делил горшок. С таким выражением на лице он ещё больше напоминал мне отца с той самой фотографии, где я, трёхлетний, сижу под объективом фотографа с ним в обнимку.

— Гайда! — скомандовал он, и мы двинулись по усыпанным палыми листьями уличкам частного сектора, как я полагал, в сторону реки.

Двигались гуськом, один за другим, и через каждый десяток шагов укровояка оборачивался, чтобы зацепить меня взглядом. Так порядочная наседка контролирует свой желторотый выводок. В молчании мы миновали пару кварталов.

— Я видел, как ты её убил… — внезапно проговорил мой Харон.

Я молчал, прикидывая собственные возможности. Парень вооружён до зубов. Кроме РПГ и автомата, у него в запасе штык-нож, а возможно, и что-нибудь ещё, чего на вскидку не видно.

— Поначалу я принял тебя за Тимура. Думал, ты — Тимур. Но как опять этот дурак на нашей стороне оказался? Вырядился попом и… Я не понял. Не сросталось у меня. Значит, ты не Тимур. За пару месяцев так убивать нельзя научиться. Тимур не смог бы женщину, пусть даже и такую, ножом по горлу. Он бы кинул в неё нож, но так, что нож не воткнулся бы в неё, а ударил только, — он хрипло рассмеялся и продолжал: — А ты смог. Выходит, ты и не поп, сколько б этот болтливый хлыщ твои ручки ни целовал. Нельзя попу убивать, а ты убил. Значит, ты ряженый. Но зачем?..

Он говорил не оборачиваясь, а я смотрел на его огромную спину в каком-то странном оцепенении. Ноги мои двигались в заданном им ритме, но вот сознание уснуло… Меня гипнотизировала его огромная защищённая бронёй спина, его бронированный затылок и гремящий металлический обвес. «Ничего! — говорил я себе. — Справился с Крутаковым, справлюсь и с этим!» А с другой-то стороны, не резать же его ножом?

Наконец я осознал, что стою столбом среди зарослей полыни и ещё какой-то серо-зелёной дряни, которая, впрочем, имеет весьма чарующий запах. Ветер колеблет стебли, шевелит бороду моего страшного собеседника. Река где-то совсем близко — я слышу плеск воды и отдалённое взрыкивание движка. Каков-то Днепр на широте Херсона? Между правым и левым берегом должны быть острова. Сейчас вода ещё не слишком холодна, и я смог бы пересечь реку вплавь. Но если он убъёт меня прямо сейчас, то я упаду лицом в эту полынь, как только что убитая мною женщина. Классика романтизма. Или я его прирежу, как ту бабу с выбеленной чёлкой. Удар в горло — быстро и результативно, без шанса на выживание.

Стоп! Раз он говорит со мной о Тиме, значит шанс выжить есть у нас обоих. Я разлепляю пересохшие губы:

— Не знаю кто такой Тим и чем он глянулся тебе… Но ты тоже кое на кого похож…

— Неужели? На кого?

Он широко улыбается, скаля крупные зубы. Борода его смешно шевелится.

— На моего отца…

Он хохочет, выгнувшись назад, подставив лицо неласковому октябрьскому солнцу. Рукоять ножа уже у меня в ладони. Мой страшный собеседник булькает, курлычет, давится смехом. Из уголков его глаз сочится влага. Наверное, его слёзы так же солоны, как мои, а кровь так же красна.

— Я похож на татарина! Вот это новость! — произносит он.

— Я — русский! — с некоторой даже обидой отвечаю я. — И отец мой русский.

— И поэтому ты не Тим. Тим сказал бы, что он татарин и у него куча татарской родни, а на отца своего он, кажется, почему-то обижен. На том мы и сошлись…

— На чём?

— Я тоже обижен на своего отца.

— ???

— Я ни разу не видел его. У матери была только одна его фотография плохого качества, где лицо размыто… Он ничего не сделал для того, чтобы хоть раз повидать меня. Только деньги присылал. И это очень обидно.

Он говорит улыбаясь, но внезапное воспоминание стирает улыбку с его лица. Он выхватывает смартфон, снимает его с блокировки, что-то читает на мониторе. Я сжимаю в руке рукоять ножа. Для меня сейчас существует только один вопрос: ударить его сейчас или…

— Хочешь перерезать мне глотку? — он поднимает глаза, испытующе смотрит на меня.

Нас разделяет пара метров пустого пространства. Он успеет направить на меня дуло автомата, успеет выстрелить прежде, чем я нанесу удар ножом. Это обстоятельство является сдерживающим фактором. Он лучше вооружён и потому он сильнее меня. К тому же его опыт убийств не сравнить с моим. Как-то там было написано?