«Создать невыносимые условия для оккупантов»: движение сопротивления в Крыму в годы Великой Отечественной войны - Сергей Николаевич Ткаченко

class="a">[649]. Основные возражения Лещинера и Сейфуллаева касались пунктов постановления от 18.11.1942 г. именно по этому вопросу. При объявлении Мокроусову выводов по итогам восьми месяцев противостояния возникла вполне реальная угроза исключения его из рядов ВКП(б), что вообще ставило под угрозу дальнейшее существование в виду предстоящей службы в РККА, куда А. В. Мокроусову предстояло убыть. Чтобы избежать позора, Алексей Васильевич 21.7.1943 г. был вынужден написать так называемое «покаянное письмо», в котором признал решение бюро обкома партии от 18.07.1943 г. На это, по-видимому, также повлиял наметившийся перелом в отношении крымско-татарского населения к партизанам.

В 1944 г. бывший комиссар партизанских отрядов Крыма С.В. Мартынов обратился в бюро Крымского обкома ВКП(б) с заявлением об отмене предъявленных ему в Решении от 18 ноября 1942 г. обвинений. Рассмотрев 21 сентября 1944 г. вновь вопрос, бюро обкома на этот раз установило следующее: «Из имеющихся материалов, видно, что эти сообщения [Мокроусова и Мартынова о враждебном отношении к партизанам крымскотатарского населения горно-лесной зоны. – Авт.] были не личными предположениями, а основаны на материалах, которые поступали от руководителей партизанских отрядов, и изобиловали фактами, подтверждавшими враждебное отношение татар к партизанам и переход их на сторону немецко-румынских оккупантов (докладные записки за 1942 год руководителей районов (соединений), партизанских отрядов, находящиеся в делах Крымского штаба партизанского движения)»[650], в соответствии с этим выводом бюро обкома постановило: 1. Предъявленные Мокроусову и Мартынову обвинения отменить и 2. Признать прежнюю информацию этих руководителей правильной. Но это новое решение было вынесено уже после депортации крымских татар, а также представителей других крымских этнических групп с территории полуострова и под влиянием этого акта, поэтому оно не может рассматриваться в качестве окончательного вердикта.

Подполье. К октябрю 1942 г. в 11 районах были созданы 37 подпольных организаций, которые вели работу в трех городах и 72 населенных пунктах. Всего же по Крыму к этому времени действовали 63 подпольные организации и группы, объединившие около 600 человек[651]. Подпольщиками с апреля по октябрь 1942 г. было распространено среди населения более 9.000 экземпляров советских газет и 14.000 листовок различных наименований. При этом необходимо отметить, что крайне мало было подготовлено и распространено пропагандистских материалов на татарском языке. Не было связи партизан и подпольных групп на Южном берегу Крыма, в Севастополе и других городах, крайне мало было известно о ситуации в степной части полуострова[652].

Партизаны. В лесу же снова встала проблема голода – большая часть доставленного в октябре продовольствия была уже использована. 18 ноября на совещании командного состава, созванного П.Р. Ямпольским, было принято решение активно проводить продовольственные операции на месте и приравнять их к боевым[653]. Однако местное население, ограбленое оккупантами, само влачило жалкое существование.

В конце ноября – начале декабря 1942 г. помощи с Большой земли партизанам практически не было. Легкомоторные самолёты в начале месяца дважды летали в сторону Крыма, но из-за непогоды на трасcе возвращались на базовый аэродром. «Всё ясно: больших самолётов нет. Малые погодный барьер не пробивают. Зима есть зима»[654]. Но аэродромную службу партизаны несли каждую ночь. Не смотря на непогоду стартовые команды выходили на Малую и Большую площадки, таскали на волокушах раненых и больных бойцов и жгли костры в ожидании самолетов[655].

13.12.1942 г. в Крым совершил вылет с посадкой легкомоторный самолет ПР-5 и стал крайним, приземлившимся на партизанских посадочных площадках – до июня 1943 г. (кроме одиночного случая эвакуации из старокрымских лесов части экипажа Героя Советского Союза капитана П.Т. Кашубы в апреле 1943 г.). Сброски парашютным и беспарашютным способами проводились, но крайне нерегулярно и не в требуемых объемах. C этих пор практически до осени 1943 г. голод был постоянным спутником партизанской жизни. В страшную зиму 1942–1943 гг. голод поставил на грань катастрофы все партизанское движение[656]. В дальнейшем, в связи с разрастанием партизанской войны и переходом большой части местного населения горных и прилесных деревень (местные, мирные жители образовали даже т. н. гражданские лагеря, пригнали в них свой скот, перевезли в лес большую часть урожая 1943 года), изменениям в отношениях с добровольцами из числа татар (часть которых перешла на сторону партизан), а также усиления снабжения воздушным путем, голод отступил, но по воспоминаниям партизан, сыто жить не приходилось. В целом, вторая партизанская зима явила очередные подвиги выживания партизан в крымском лесу. «Партизанская закалка, приспособленность к войне в крайне неблагоприятных условиях складывались из многого, начиная с чисто житейских, бытовых навыков и кончая нравственной готовностью к выбору между жизнью и смертью во имя долга. Мы научились с помощью кресала и пенькового шнура с обожженным концом ловко добывать огонь под дождем, делать постолы из сырых конских шкур, шить белье из парашютного шелка и брюки из брезента парашютных гондол, строить жилье из жердей и листьев, хранить свежее мясо без соли, обветривая его на солнце. Мы умели ориентироваться в лесу без карты и компаса – где их наберешь на всех? Упорядочили и «узаконили» прежде разнобойные наименования лесных массивов, приметных мест в них: Стреляный лагерь, Корыто, Зуйская застава, лагерь Богомолова, Мокроусовские скалки, Темная балка… Это очень важно – и для целеуказаний и при постановке задач боевым группам, разведчикам: два-три слова заменяли пространное объяснение»[657].

Существовали и внешние обстоятельства, которые привели к кардинальным изменениям в партизанском движении на полуострове. Это коснулось не только реформирования самих партизанских формирований, но прежде всего – дислокации отрядов, когда все партизаны сконцентрировались в одном месте, что повлияло на процесс доставки им грузов и на невозможность проведения эвакуационных мероприятий из-за природно-географических условий. 17 декабря 1942 г. начался очередной прочес зуйских лесов с артиллерийской поддержкой силами румынских горных стрелков и вспомогательной полиции. Эти события весьма важны в истории партизанского движения, потому следует остановится на них подробнее. С 10 декабря румынские подразделения горных стрелков, действуя в рамках заключительного этапа проводимой с конца октября противопартизанской операции «Ледерштрумпф» («Кожаный чулок»), начали постоянные боестолкновения с заставами партизанских отрядов. Затем на почти двое суток все стихло – противник уточнял данные разведки и готовил крупное наступление на Яман-Таш. И 17 декабря 1942 г. с 7 часов утра, начался ожесточенный бой подразделений горных стрелков и батальонов татарских добровольцев, в составе также немецких инструкторов и специалистов по борьбе с партизанами, и отрядами 2‑го сектора. Боем были скованы все отряды (3‑й отряд (командир – Ф.С. Соловей), 4‑й отряд (командир – Ф.И. Федоренко), 5‑й отряд (командир – И.З. Барановский), 6‑й отряд (командир – И.С. Мокроус), 7‑й отряд, также именуемый «отрядом доходяг» (командир – В.В. Сланов, затем А.М. Куфарян); на хребте Яман-Таш,