Над облаками - Владимир Викторович Мороз

внешней стороны кольца заканчивались ничем. Гитлеровцы легко отбивали слабые атаки советской пехоты, а артиллерия не имела достаточного количества снарядов, чтобы поддержать свои стрелковые цепи и пробить брешь в немецкой обороне.

На следующий день в лагере появился тяжелораненый Мухамедов. В бою под Корнево ему крупным осколком раздробило ногу, и при отступлении бригады врач оказался предоставлен самому себе. Чтобы выжить, Фагиму пришлось ползти по лесу более трех километров. На срочной эвакуации врача настоял Гринев, зная того еще с Борисполя.

Задержавшись в этом районе на несколько дней, бригады совершили еще несколько попыток прорыва, но они заканчивались безрезультатно. В светлое время суток над головой все время висел немецкий самолет-корректировщик, наводя орудия и бомбардировщики на скопления людей.

Вечером 29 марта место стоянки под Корнево было обработано артиллерией и авиацией противника, что привело к большому количеству жертв.

Во время артобстрела был ранен в ноги капитан Пустовгар, и до эвакуации самолетом комбата несколько дней таскали на связанных лыжах, откуда он продолжал командовать остатками батальона. Федор Ермолаевич до последнего отказывался покидать своих бойцов, но это пришлось сделать, другого выхода не было. Вскоре в тыл улетел легко раненный в руку и горло Гринев, напоследок передав командование комиссару Никитину и поручив тому вывести оставшихся бойцов.

Пока была возможность, легкомоторные самолеты почти каждую ночь приземлялись на болотную полосу. Но раненых и обмороженных было слишком много. Поэтому вывозили в основном офицеров и военных специалистов, которые должны пригодиться в будущем, после выздоровления. Для остальных возможность попасть на борт приближалась практически к нулю.

В последний день марта штаб фронта получил радиограмму от Тарасова: «Необходима посадка 31 самолета для эвакуации раненых из района болота Гладкое».

– Где ж я столько возьму? – схватился за голову генерал Курочкин. – Тем более сейчас.

Операция, задуманная Генштабом, окончательно провалилась, и генерал, размышляя о судьбе погибших бригад, готовился к неприятному разговору со Ставкой.

– Всё! – довольно улыбаясь, доложил командующему 2-м армейским корпусом генералу Вальтеру фон Брокдорф-Алефельду ответственный за борьбу с десантом и партизанами оберфюрер СС Макс Зимон. – Русские выдохлись. Основные силы разбиты, остатки рассеяны по лесам. Сегодня дал команду выпустить моих головорезов, пусть добивают. Славная будет охота. Воинам из «Мертвой головы» чужды сантименты.

– Отличная работа! – пожал ему руку генерал. – Благодаря вам наша крепость Демянск устояла.

– Наше графство, – рассмеялся Зимон, намекая на дворянский титул командующего.

– Да уж, нелегкие выдались денечки, – покачал головой Брокдорф. – Пожалуй, это первый случай, когда русская зима пошла нам на пользу. Хотя и сами пострадали от нее достаточно. Иначе как чудом это не назвать. Но если русские снова надавят, боюсь, не устоим. Все резервы исчерпаны, в бой бросаются связисты и обозники. Получится у Зейдлица пробить коридор или нет – вот вопрос жизни и смерти всей обороны.

– Мы справимся, мой генерал, – козырнул Зимон.

Выполняя приказ оберфюрера, небольшие отряды гитлеровцев ринулись на поиски и уничтожение остававшихся внутри котла советских солдат. Многие десантники были убиты, другие попали в плен, надеясь вытащить счастливый билет и выжить, часть всё еще пыталась выйти к своим, сжимая в руках оружие.

После неудачных попыток прорыва через линию фронта бригады как единый организм перестали существовать, разделившись на вооруженные группы. Одни остались в болотах под Корнево, пытаясь просочиться через боевые порядки врага, другие ушли искать счастье на север, по тому же маршруту, по которому вошли в котел. Однако большинство не сумели пробиться через дорогу возле Демянска и повернули обратно. Голодные, уставшие до предела люди еле брели по лесу, с трудом преодолевая по два-три километра за день. Начиналась распутица, грозившая полным бездорожьем, половодьем и проснувшимися болотами.

И если у ходячих еще был шанс спастись, то остававшиеся раненые и тяжелобольные были предоставлены сами себе. Ни о какой эвакуации речи уже не шло, так как снег продолжал таять, превращая раскисшие взлетные полосы в залитое водой болото. А по-другому вывезти такое количество людей было просто нереально. К тому же вокруг сновали немцы, прекрасно зная расположение лагеря. Вскоре с самолета последний раз сбросили продукты, два мешка сухарей. На этом полеты в южной части Демянского кольца прекратились. Все, кто мог ходить, ушли в попытке избежать верной смерти. Охранять умирающих людей стало некому.

Несколько раз в лагере появлялись гитлеровцы. Проходя мимо шалашей, они забирали с собой тех, кто мог двигаться или представлял для них интерес своей офицерской формой. На остальных почти не обращали внимания.

– Какой смысл тратить патроны, всё равно подохнут, – кивнул невысокий худой немец более мощному товарищу, державшему винтовку наготове.

– Смотри, как зло смотрит, – улыбнулся тот, подойдя к Ивану и толкая его стволом. – Ничего, потерпи, скоро смерть заберет тебя.

– Да пошел ты, – просипел синими губами солдат, не понимая, чего от него хочет здоровяк.

Расхохотавшись, немец забросил оружие за спину и пошел дальше.

Поздно ночью, глядя на мерцающие над головой звезды, не в силах сопротивляться слабости, Иван закрыл глаза. Сразу наступило спокойствие, появилось желание плыть туда, куда несет ветер, отдаваясь этому потоку.

Еще несколько дней назад, перематывая старый окровавленный бинт, Иван рассматривал фиолетовые круги на восково-белой коже, понимая, что совсем не чувствует ног. Ни боли, ни тепла, ни холода, словно вместо них были протезы. Встать, как ни старался, не получалось. Оставалось только лежать и ждать прихода смерти. Первые дни очень сильно мучал голод, заставляя желудок надсадно урчать, требуя пищи. Пока была возможность, раненые делились между собой сухарями, но и они скоро закончились. И чем сильнее слабело тело, тем меньше досаждали отсутствие еды, холодные ночи и мокрый снег, сыпавший с затянутого неба. Осознавая полную беззащитность и беспомощность, уходило последнее желание цепляться за жизнь, возвращаясь к боли. И только крепкое сердце никак не хотело останавливаться, продолжая гонять холодеющую кровь по организму.

Лес, на краю которого находились раненые, снова вернулся к привычной тишине, изредка потревоженной предсмертным криком или мольбой да случавшимися выстрелами, когда, осознавая бесполезность ожидания, какой-нибудь бедолага не заканчивал жизнь самоубийством, выстрелив себе в голову из припрятанного трофейного пистолета.

Иван слабо улыбнулся, вспоминая давний случай, произошедший с ним в первый год службы во время одного из прыжков с парашютом. Тогда, выходя последним, он сильно замешкался, зацепившись за стойку троса, и отделился от самолета намного позже всех, когда товарищи уже исчезли в низкой облачности. Раскрыв купол, Иван повис над облаками, с восхищением рассматривая бесконечное белое поле, причудливыми рельефами уходящее далеко за горизонт. А над головой огромным голубым куполом раскинулось чистое небо, ярко освещаемое слепящим солнцем. Более прекрасного и завораживающего зрелища Иван