Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

Министерство внутренних дел вместе с другими ведомствами прилагало немалые усилия в борьбу с распространением масонства в России. Так, 2 апреля 1908 года Министерство иностранных дел, направило Департаменту полиции информацию о принадлежности к масонству гласного Петербургской Городской думы Кедрина и князя Бебутова. Оба имели в Париже контакты с главарями масонства. Было указано на вред этого тайного общества и стремление расширить масонскую пропаганду в пределах России. 20 апреля 1908 года по этому поводу был разослан циркуляр начальникам районных охранных отделений о принятии незамедлительных мер к выяснению распространения масонства в России. 26 мая 1908 года Министерство иностранных дел препроводило председателю «Совета министров П. А. Столыпину сведения об ожидаемом приезде в Россию двух главарей французского масонства, Лаффера и Вадекара, для открытия в Петербурге масонской ложи.

Департамент полиции все же сумел однажды проникнуть в масонские ложи, но не в России, а во Франции. В 1908 году по заданию руководителя Заграничной агентуры Гартинга в масонство записался его тайный сотрудник Биттер-Монен, сумевший продержаться в «парижском братстве» около пяти лет, до тех пор, пока в 1912 году не был разоблачен В. Л. Бурцевым как агент охранки. О разоблачении Биттер-Монена Гартинг был вынужден отчитываться начальству:

«Дело это длилось около полутора лет; в течение этого времени Биттер-Монен, не говоря уже о нападках и инсинуациях, коими он подвергался в бурцевских статьях, пережил много трудных минут, когда на публичных заседаниях масонской ложи „Жюстис“ и Совета ордена дело доходило чуть ли не до кулаков и всяких угроз по его адресу со стороны переполнявших зал евреев и социалистов. Таких заседаний было много, длились они каждый раз по нескольку часов, и нужна была исключительная энергия и верность своему служебному долгу, чтобы выдерживать их до конца».

В конце 1909 года «ввиду неудовлетворительного состояния масонского следствия» в Департаменте полиции пришли к решению назначить специального эксперта для изучения проблемы. Им стал чиновник Департамента полиции Борис Кирович Алексеев. Поскольку считалось, что руководство русских масонских лож находится в Париже, его командировали туда. В «масонской столице» Алексееву удалось войти в контакт с руководителями «Антимасонской лиги» и, в частности, с аббатом Турман-Теном. Удивленный равнодушным приемом аббата, Алексеев составил первое донесение Курлову по материалам масонской газеты «Ревю мазоник». И хотя один из ее авторов назвал русское правительство «позором цивилизованных государств», Алексеев признавался, что пока у него нет улик, свидетельствующих о масонском заговоре. Затем, когда помощник Турмантена принял 500 франков «взаймы», Алексеев имел откровенную беседу с аббатом и выяснил, что исчерпывающие сведения о масонских ложах в России стоят 500 тысяч франков — именно такая сумма необходима для подкупа трех высокопоставленных масонов. После того как Курлов ответил, что согласен выплачивать информаторам лишь небольшое ежегодное пособие и еще вознаграждение за каждый добытый документ, Алексеев продолжал отстаивать первоначальное предложение, а заодно представил счет на две тысячи франков за собственные расходы на роскошную жизнь — извозчика, театр, папиросы, лакея и многочисленные «ужины на двоих» — во время полуторамесячного вояжа, который завершился в декабре.

В январе 1912 года аббат прислал письмо министру внутренних дел А. А. Макарову, где спрашивал, удовлетворена ли его просьба о значительной сумме денег и по-прежнему ли русские чиновники отказываются предпринимать что-либо в России против франкмасонов. Вероятно, аббат написал министру, чтобы поставить его в — известность, что он до сих пор ничего не получил, хотя кое-чего заслуживает, и тогда ему переслали скромное вознаграждение за несколько будущих донесений, которые на поверку оказались бесполезными политическими сплетнями.

Тем временем Алексеев уже выслеживал «масонских злоумышленников» в Петербурге, и от него поступило донесение о состоявшемся 11 марта 1911 года собрании двадцати подозреваемых в Музее изобретений и усовершенствований. В качестве наиболее активного пропагандиста он отметил В. В. Архангельскую-Овчинникову, которую охранка уже знала как радикальную феминистку с дипломом по истории философии Парижского университета. Алексеев свободно беседовал с ней, и она с увлечением убеждала его в могуществе масонства. Возможно, в результате этих бесед Алексеев осенью того же года и указал в донесении, что масоны приложили руку к убийству Столыпина 1 сентября 1911 года и что «Великий Восток» действует через «революционные комитеты по плану, выполнение которого пока лишь в самом начале»

В 1912 году, ознакомившись с донесениями Алексеева из досье охранки на масонов, новый директор Департамента полиции С. П. Белецкий отверг выводы о заговоре как безосновательные. Когда чуть позже великий князь Николай Николаевич, командовавший гвардией, потребовал от него расследовать, какое влияние оказывают масоны на офицеров гвардейских полков в Санкт-Петербурге, Белецкий вновь не обнаружил никаких улик, свидетельствующих о подрывной роли масонства, и на этот раз он назвал русских масонов обыкновенными «оккультистами».

Результат такой розыскной деятельности по «масонскому следу» был вполне предсказуем, так как французские масоны о российских братьях имели смутное представление, а сам Алексеев масоном никогда не был и в масонские ложи был не вхож. Обо всем происходящем в масонских кругах России ему пришлось судить по французской масонской литературе и сообщениям «Антимасонской лиги» Жюля Турмантена Тем не менее из присланных Алексеевым сообщений явствует, что еще в 1887 году группой эмигрантов в Париже была основана ложа «Космос». Между второй половиной 1904-го и началом 1905 года в парижские ложи было принято большое количество русских либералов и в их числе видные кадеты В. А. Маклаков и князь Павел Долгорукий. Причем оба они числились в списках ложи не под своими фамилиями, а под псевдонимами. Алексеев в результате своих изысканий делает выводы о том, что пропаганда масонства в России не только исходит из Франции, но и составляет даже «одну из немалых забот руководительного центра французского масонства», а французское масонство находится в прямой зависимости от иудейства.

Парижские сообщения Алексеева о российских масонах в Петербурге мало кого удовлетворили. Однако его сводка была представлена Столыпину, который, ознакомившись с предполагаемым планом борьбы с масонами совместно с «Антимасонской лигой» и необходимыми для этого расходами, выразил желание, чтобы проект этот в принципе получил непосредственную санкцию его императорского величества, «лично интересующегося масонским вопросом». Судя по всему, председатель Совета министров и министр внутренних дел Столыпин видел серьезную угрозу со стороны масонских лож и собирался предпринять решительные меры против них.

Департамент полиции начал серьезную подготовку к предстоящему совещанию в верхах по масонскому вопросу. Тут и вспомнили о Ратаеве. Разумеется, доложить Департаменту полиции о масонских ложах Петербурга, сидя в Париже,