Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

Потом самолеты начали подниматься на высоту до восьми километров, потому что «стингер» доставал по горизонту порядка 5 тысяч метров, а по вертикали – три с половиной километра. Другого оружия, чтобы сбивать самолеты. у противника не было. За время моего пребывания в Анголе больше ни одного самолета не сбили. А «стингеры» туда поставляли Соединенные Штаты.

Кубинская сторона, которая стояла вместе с нами, ни в какие конфликты не вступала. У них была задача – реагировать на вторжение извне, в частности, из ЮАР. Тогда они имели приказ оказывать интернациональную помощь. Непосредственно в стычки ФАПЛА и УНИТА междоусобные кубинцы не вмешивались, не должны были. А УНИТА причиняли кубинцам много вреда. Нападали на склады, на базы, убивали кубинцев. Бывало, за ночь гибло десять человек – или бдительность притупят, или стычка. Войск кубинских в Анголе стояло много, около 40 тыс. человек включал в себя их контингент. Как наш ограниченный контингент в Афганистане составлял 100 тысяч человек, кубинцы в Анголе единовременно держали 40 тысяч человек. Некоторые кубинцы служили в Анголе по второму кругу.

Снабжали их очень хорошо. Самолеты летали из Гаваны в Анголу регулярно, в том числе и наша сторона, советская, получала кое-какие гостинцы от кубинцев. Например, приходишь по делу – а кубинцы тебе дарят ящик свежих куриных яиц. Никогда ничего для нас не жалели. Продукты у них хранились отлично, были холодильники, морозильники, все было забито. Кубинские солдаты не голодали. В том числе всегда у них было и спиртное. Если у нас спиртное ограничили – как раз ведь в 1985 году придумали «сухой закон» – то их это, разумеется, не касалось, у них склады были забиты ромом «Havana Club» и прочими напитками. Ликеры разные, да вообще, что хочешь. У нас, если нужно было спиртное, на праздник, например, – пишешь рапорт на имя главного: прошу выделить пять бутылок того-то и того-то для организации встречи с подсоветной стороной (смеется)] Раз напишешь – пройдет, но не будешь же каждый месяц такое писать, скажут, мол, это ты уже вообще обнаглел! Хотя склады были забиты и у нас, потому что все эти ликеры и прочее поступали по линии «Совиспано». Корабли приходили, привозили, заключались какие-то договора.

Мне по штату положена была машина. Выделили «уазик» 400-й наш. А вот водителей нам было не положено. Водили машины сами, оформляли ангольские права. У меня советские права до этого были, я машину водил. Из Союза нужно было прислать ксерокопию – в Анголе ведь у нас советских документов не было – что я действительно водитель, чтобы оформить мне ангольские права. На португальском языке, с фотографией, как полагается. Права эти у меня сохранились.

– Это был единственный документ, который Вы имели в Анголе?

– Нет. Еще мне выдали удостоверение, что я не военный специалист, а гражданский. На случай попадания в плен. По этому удостоверению я там числился каким-то комсомольским работником, никакого отношения к войне не имеющим. Удостоверение это у меня тоже сохранилось. Активистом среди молодежи (смеется)] Но не военным! Официально наше присутствие там скрывалось.

Люди-то ведь в Анголу направлялись со всего Советского Союза, и техника шла, и прочее. Поставляются трактора – едут специалисты с тракторного завода, минского, например, гражданские. Рыболовы, врачи, и так далее. Вот и нас под эту марку маскировали. Единственное – мы ходили в кубинской военной форме. Я еще там так загорел, что сложно было отличить от кубинца.

За время командировки у меня был один отпуск – 60 суток, двойной, на адаптацию немножко, на отдых.

– Когда Вы поехали в отпуск?

– Через год после прибытия в Анголу, раньше не давали. Летом 1986 года.

Вначале было страшновато, а потом – привыкли, дни шли, как самые обычные. Никто ничего уже особо не боялся. Но в последние месяцы перед окончанием командировки, уже перед отъездом домой, было не по себе – как бы чего не случилось! Потому что мой товарищ из Одессы, Андрей Горб, он служил в соседнем округе, в Менонге, во время инструктажа, когда заступали на дежурство анголане и попали под обстрел, погиб. Он мне еще незадолго до этого передачу передал, чтобы я какие-то кофточки жене переслал из Минска… Так же ведь просто послать посылку было нельзя, только с оказией передавали. Я еще написал ребятам, что, мол, отправил его ящики – а мне в ответ сообщают, что он погиб… Видите как: вроде все было хорошо, и ведь прямо в миссии, не где-нибудь на передовой! Я в блокноте долго его фамилию держал, потом перечеркнул красным и написал: погиб такого-то числа.

По возвращении, опять же, я вернулся на старое место службы. Возвращался таким же маршрутом, через Будапешт.

– Вы в Анголе прослужили все два года на одной и той же должности, в Луэне?

– Да, все два года. Возвратился в Москву, и меня вернули в Минск, в распоряжение командующего КБВО. Места вначале для меня здесь не было, отправили меня в отпуск на два месяца. Через два месяца кто-то уволился или перевелся, и я попал в то же организационно-мобилизационное управление, на то же место, что и до командировки, и продолжил службу.

– Непосредственно в боевых действиях Вам приходилось участвовать?

– Приходилось. Конечно, в штыковую атаку я не ходил. Но осуществлять руководство приходилось. У меня сохранилась служебная характеристика, подписанная главным военным советником Гусевым, там указана формулировка «получил практику в районе ведения боевых действий» или «в боевой обстановке», «проявил высокие морально-боевые качества». Немного, но приходилось. Мы находились на наших командных пунктах, вблизи от передовой, во время проведения боевых операций. Был награжден грамотой Президиума Верховного Совета СССР, которая подписана еще Горбачевым. Иначе ведь, если бы не принимал участия в боевых действиях, не получал бы я никаких льгот, ни удостоверения, ни надбавок к пенсии.

– Имеетели боевые награды?

– Наград там не давали. Только грамоты.

Вспоминая снова о кубинцах, хочется отметить, что с ними мы жили очень хорошо, просто как с братьями. Оказывали помощь друг другу даже в мелочах. Например, нет у нас хлеба – впрочем, по-настоящему у нас его и не было. Буханка черного хлеба считалась за большой подарок, как торт, если кто из Союза привозил. А так у нас была походная хлебопекарня, сами пекли. А кубинцы нам выпекали булочки, себе и нам, и мы знали, что каждый день они каждому из нас приготовили по три булочки, и привозили нам мешок, чтобы каждому хватило, они ведь знали, сколько нас. Мы тоже помогали чем могли.

– Праздники какие-то совместные устраивались?

– Были. Мы старались. Наши