Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

обратился к казакам, объясняя, что на следующий день не назначено никакого восстания, не следует опасаться стрельбы на улицах или резни. Тех же, кто распространял такую информацию, Совет называл негодяями и провокаторами[1375].

Официально и Военно-революционный комитет (ВРК) создавался Петроградским Советом в том числе и для обеспечения порядка в городе. Во вводной части «Бюллетеней Военно-революционного комитета» говорилось, что ВРК был образован «в связи с тревожным политическим моментом и для принятия в этом отношении надлежащих мер по охране Петрограда от контрреволюционных выступлений и погромов»[1376]. На собрании полковых комитетов 23 октября была принята резолюция, где заявлялось, что Советом делается все для охраны спокойствия и борьбы с погромами. В случае возникновения беспорядков требовалось обращаться к комиссарам ВРК[1377].

Если противники большевиков всячески криминализировали их действия, стремясь ослабить влияние этой партии, то сами большевики стремились укрепить свой авторитет, представляя себя борцами с растущей преступностью. Вместе с тем, похоже, для сторонников партии это был и вопрос практической политики: ВРК так же, как и штаб Петроградского военного округа, был действительно серьезно озабочен возможными погромами в городе на фоне вооруженного и политического противостояния. В обращении ВРК 24 октября, объявившем о начале наступления «контрреволюции», говорилось и о необходимости борьбы с преступностью: «При первой попытке темных элементов вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу — преступники будут стерты с лица земли»[1378].

* * *

Как отмечает современный исследователь революции, политические кризисы 1917 года не только воспринимались некоторыми современниками как эпизоды борьбы за власть, но сопровождались определенными эмоциональными переживаниями, представляли собой «опыт углубления анархии, недоверия, гнева и беспокойства»[1379]. Это в полной мере относится к периоду напряженного ожидания и эмоционального проживания кризиса осенью 1917 года. К перечню страхов, испытываемых разными людьми в этот период и описанных в новейших исследованиях[1380], необходимо добавить и страх перед гражданской войной.

На протяжении 1917 года тема гражданской войны поднималась во время политических кризисов и затухала с их завершением. После ликвидации же «дела Корнилова» ситуация была иной: гражданская война оставалась в центре политических дискуссий, что само по себе было индикатором глубины и сложности переживаемого страной кризиса, растянувшегося на несколько недель. Образование последнего Временного правительства не способствовало выходу из кризиса, и, соответственно, тема гражданской войны оставалась в центре общественного внимания.

Различные события давали повод для использования понятия гражданская война: крестьянское движение, отдаление ряда регионов от имперского центра, рост преступности, создание властных структур, бросающих вызов Временному правительству. Одни видели во всем этом угрозу гражданской войны, другие считали гражданскую войну неизбежной, а третьи полагали, что гражданская война уже началась. Такие мнения можно было встретить во всех сегментах политического спектра.

На фоне масштабных социальных и политических процессов шли переговоры о реорганизации власти, в ходе которых тема гражданской войны также звучала. Фактически все противоборствующие стороны утверждали, что только их проекты способны спасти страну от широкомасштабной гражданской войны, а своих противников обвиняли либо в том, что реализация их планов приведет к гражданской войне, либо в том, что они такую войну готовят сознательно. Все силы пытались использовать страх перед гражданской войной. Важное исключение представлял прежде всего Ленин, который в некоторых своих текстах открыто заявлял, что его партии и тем общественным силам, на которые эта партия опиралась, не следует опасаться гражданской войны. Порой и другие видные большевики делали схожие публичные заявления.

В лагере противников большевиков, обвинявших эту партию в подготовке гражданской войны, не было единства. Одни решительно и безоговорочно поддерживали Временное правительство, другие осуждали его за нерешительность действий, третьи считали, что и кабинет Керенского вносит свой вклад в подготовку гражданской войны, а четвертые полагали, что существующий кабинет должен уступить дорогу «твердой власти».

Осенью 1917 года как большевики, так и правительство ожидали друг от друга перехода к активным действиям. Как и в конце лета, в период ожидания столкновений между сторонниками генерала Корнилова и сторонниками Временного правительства, носители разных политических взглядов эмоционально проживали грядущий кризис, который, по их мнению, мог принять форму гражданской войны[1381].

Противоборствующие силы характеризовали свои действия как оборонительные, обвиняя оппонентов в подготовке, а то и в развязывании гражданской войны. Большевики утверждали, что правительство намеренно разжигает гражданскую войну, а «контрреволюционные силы» готовятся к вооруженному выступлению против Советов. Их противники, напротив, были уверены в том, что это партия Ленина провоцировала уличные беспорядки и погромы, и порой призывали правительство предотвратить их действия, нанеся превентивный удар. Обе стороны напряженно ожидали, гадая, кто начнет первым и кто сделает решающий шаг. Ожидание гражданской войны и чувство экзистенциальной угрозы, ощущаемое противниками, стали для противостоящих друг другу сил средством мобилизации сторонников.

Глава 6

Октябрь: «гражданская война внутри демократии»

К. А. Тарасов

1. «Гражданская война началась!»

У историков нет согласия в вопросе об определении начальной точки Гражданской войны в России, но многие из них сходятся во мнении, что таковой был Октябрьский переворот в Петрограде[1382]. При этом, как отметил М. Е. Разиньков в своей недавней работе, неразделимая связь революции и гражданской войны существовала в исследованиях очень давно, хоть и не всегда она эксплицировалась[1383]. Британский исследователь Дж. Ф. Н. Брэдли, опубликовавший свою книгу в середине 1970-х, утверждал: «Почти невероятный переворот 7 ноября 1917 года был лишь бескровным началом кровопролитной гражданской войны»[1384]. Почти одновременно советский историк В. Д. Поликарпов опубликовал новаторское для своего времени исследование, где концептуализировал этот тезис: «Между Октябрьским политическим переворотом и гражданской войной не только генетическая связь — между ними глубокое принципиальное единство». Он предлагал считать период политической борьбы за власть в послеоктябрьские дни «Октябрьским периодом русской революции», а вооруженные столкновения тех же дней «Октябрьским периодом гражданской войны»[1385].

Как мы видели, осенью 1917 года разные политические группы рассматривали сценарий масштабного внутреннего вооруженного конфликта как наиболее вероятный, если не неизбежный. Основные стороны начали собирать силы для грядущего вооруженного противостояния. В октябре 1917 года Временное правительство и военное командование, руководящие органы партии большевиков и Военно-революционный комитет (ВРК) готовились к столкновению. 21–22 октября ВРК начал устанавливать контроль над полками столичного гарнизона, что, по мнению части современников и некоторых историков, фактически уже было актом восстания[1386]. Мобилизация для вооруженного столкновения требовала объяснения событий и пропагандистского обеспечения, что проявлялось и в интенсивном использовании понятия гражданская война разными силами.

На дискуссии о приближающейся гражданской войне повлияли события в Калуге, этот губернский