Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

город оказался в центре общественного внимания. Здесь контролируемый большевиками Совет солдатских депутатов давно уже игнорировал распоряжения местных и центральных властей, сопротивлялся отправке из города воинских частей и силой освободил из тюрьмы четырех анархистов. Представители городского самоуправления, губернский комиссар и начальник гарнизона обратились к Временному правительству и командованию Минского военного округа, прося навести порядок[1387].

Правительственные войска стали прибывать в Калугу в ночь на 17 октября, в городе ввели военное положение, а Совет солдатских депутатов был объявлен распущенным[1388]. Комиссар Минского военного округа, обосновывая свои действия перед калужанами, использовал понятие гражданская война: «Рознь и смуту сеют враги свободы. Широкой волной льется по стране анархия. Витает призрак гражданской войны»[1389]. Вечером 19 октября здание Совета было окружено. После безуспешных переговоров дом был обстрелян, после чего весь состав Совета солдатских депутатов арестовали[1390].

В Москве о событиях узнали из телеграммы Тульского Совета: «Калуга находится в руках казаков. Советы разогнаны и арестованы. Есть жертвы. Мы бессильны. Карательные отряды движутся в Тулу, Брянск и Новозыбков»[1391]. На эти известия 20 октября отреагировала газета московских большевиков: «На Советы идут походом, их хотят смести с лица земли, отдать вас прежним чиновникам. <…> Контрреволюция начала наступление… Помните: сегодня Калуга, а завтра Москва»[1392]. Через два дня эта газета поместила статью «Гражданская война началась». В ней события описывались как разворачивающееся наступление. Утверждалось, что правительство, объявившее гражданскую войну, первую победу уже одержало в Калуге, а логика ведения войны требовала срочных ответных действий: «С врагами не разговаривают — их бьют… Война объявлена… Необходим немедленный отпор. Время разговоров прошло, надо начинать действовать», — призывали московские большевики[1393].

Не менее решительно был настроен и петроградский «Рабочий путь», главный печатный орган большевиков. Г. Я. Сокольников, автор передовой статьи от 22 октября, писал:

…мы твердо знаем, что если бы проект вывода революционного гарнизона из Петрограда был осуществлен, то контрреволюция немедленно получила бы полную возможность осуществить свою заветную мечту — расправиться с Петроградским Советом по-калужски и по-ташкентски![1394]

Статья заканчивалась угрозой: «На происки полукорниловцев, на заговор корниловцев, мы ответим неотразимым ударом»[1395]. Судя по записке Сталина, выявленной Е. Н. Городецким, редакция центральной большевистской газеты вынуждена была даже смягчить тон статьи, выбросив содержавшийся в ее первоначальном варианте призыв к Советам и членам партии поднять восстание[1396]. Несмотря на определенное решение о «наступательной» тактике, руководство партии избегало немедленной эскалации ситуации.

Действия властей в Калуге осудили не только большевики. «Новая жизнь» сообщала, что инициатором вооруженного противостояния стало правительство: «Итак, большевистского „восстания“ еще нет, а карательные экспедиции против большевиков уже ходят по городам Российской Республики и разгоняют демократические организации, расстреливают их членов»[1397].

23 октября, когда конфликт ВРК и правительства нарастал, калужские события обсуждались в Петроградском Совете. Л. Д. Троцкий заявил, что разгром грозит еще двенадцати Советам, в том числе Московскому. Представитель Московского Совета большевик А. Ломов подтвердил, что нападение на Калужский Совет — «только начало общего плана похода на Советы»[1398]. На следующий день Московский Совет выпустил обращение:

Снова казацкие полки начинают, как в корниловские дни, гражданскую войну. <…> Теперь Керенский, получивший власть от Советов, предательски ведет войну против Советов. Теперь его казаки пытаются убивать наших товарищей, и его комиссары обещают расправу всем Советам, в том числе и Московскому[1399].

Большевики, готовившие восстание, представляли калужские события как начало открытой вооруженной борьбы Временного правительства с Советами, как инициативу Керенского, начинающего гражданскую войну, как повторение «корниловщины». Такая интерпретация использовалась ими для мобилизации своих встревоженных сторонников.

Некоторые же обыватели одобрительно восприняли события в Калуге, ожидая, что решительные меры правительства «отрезвляюще» подействуют на его противников[1400]. Однако в целом арест членов Калужского Совета имел прямо противоположные последствия: возбужденные рабочие и солдаты принимали резолюции, требовавшие «создания крепкой революционной власти», которая только и может спасти революцию от ее врагов[1401].

Властям нельзя было полагаться и на сравнительно надежные войска. Кавалерийский офицер отмечал в своем дневнике, что к 24 октября те же драгуны, которые наводили порядок в Калуге, отказывались теперь выходить по тревоге, опасаясь, что их «ведут против своих же братьев, что натравливают „шинель на шинель“»[1402]. Солдат беспокоило то, что в Москве их считали контрреволюционерами. «Думается, что еще одно-два „усмирения“ — и нас самих придется усмирять», — рассуждал офицер[1403]. Как видно из этих цитат, солдаты гораздо сильнее откликались на интерпретацию событий как гражданской войны между правительством и Советами, нежели как подавления «анархии» или борьбы с «контрреволюцией».

Тем временем нарастал и конфликт в Петрограде. В ночь на 24 октября Временное правительство обсуждало меры борьбы с готовящимся восстанием. По сведениям А. Ф. Керенского, сторонники выступления собирались использовать все средства для захвата власти, что могло вызвать «погромное кровопролитие». Министры решили, что «правительство должно самым решительным образом выступить против мятежа и принять все меры к его подавлению»[1404]. В Петроград вызывались надежные войска из пригородов. Министры постановили привлечь к суду членов ВРК за подстрекательство к гражданскому неповиновению и вновь арестовать большевиков, освобожденных ранее под залог. В число последних входил Троцкий и часть комиссаров ВРК, но у правительства не было сил, чтобы обеспечить выполнение этого постановления. Министры распорядились остановить выпуск большевистских газет «Рабочий путь» и «Солдат», газеты Петроградского Совета «Рабочий и солдат», а также правых изданий «Новая Русь» и «Живое слово». В правительственном воззвании эти закрытые издания разной политической ориентации были названы «открыто проповедующими гражданскую войну»[1405].

Теперь уже и в Смольном действия Временного правительства были названы объявлением войны. Воззвание ВРК, принятое утром 24 октября, указывало на две опасности. Во-первых, против Съезда Советов и Учредительного собрания начали наступление «корниловцы», «контрреволюция», «враги народа», «заговорщики штаба». Во-вторых, погромщики могли вызвать смуту и резню на улицах города. ВРК заявлял, что берет на себя поддержание порядка в Петрограде и не допустит насилия и бесчинств. Он обещал, что преступники «будут стерты с лица земли», а заговорщики сокрушены[1406]. В воззваниях, однако, ничего не говорилось о Временном правительстве. Смольный собирался подавить «заговорщиков» и «погромщиков», формально не бросая пока прямого вызова Зимнему дворцу[1407].

Как видим, стороны конфликта использовали схожую тактику легитимации своих действий: политические противники винили друг друга в провоцировании столкновений и создании благоприятных условий для погрома. Взаимные обвинения в провоцировании гражданской войны приобретали в этой ситуации особое звучание.

Первые действия ВРК имели оборонительный характер (возобновление выхода большевистских газет, выставление караулов, сведение мостов и т. д.). О них Л. Д. Троцкий рассказывал