Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

Он незаметно разместил офицеров и нижних чинов мухаджиров по трём частям бригады, разбивая этим их силы. Он уравнял права офицера немухаджира с правами офицера мухаджира. Он производил в офицерский чин больше немухаджиров, чем мухаджиров, а фанатиков, как мухаджиров, так и немухаджиров, держал в чёрном теле и не повышал их по службе»[1332]. Параллельно В. А. Косоговский постарался если не снять, то минимизировать еще одну вечную проблему ПКБ – бесконтрольный рост офицерского состава. Для этого он «уничтожил передачу отцовских патентов, проводя детей, как мухаджиров, так и немухаджиров, через должность серзжуги (приказного) до офицерского чина. Этим командир бригады увеличил число подготовленных офицеров, прошедших все ступени военной лестницы, и замедлил быстрый рост командного состава из мухаджирских и офицерских детей, противопоставив им офицеров, выслужившихся из нижних чинов, простого звания и низкого происхождения, которые почувствовали себя всем обязанным только русскому командиру бригады»[1333]. Привилегии знатных мухаджиров В. А. Косоговский старался уничтожить путем удаления из бригады некоторых из них под благовидным предлогом; ставя их на должности, не связанные с властью; разбивая группировки-землячества со своими офицерами из ханов, отделяя последних от своих сородичей; и смешивая в полках и эскадронах людей разных национальностей, социального происхождения, жителей города и деревни, разных конфессий[1334]. Как видим, затеянные преобразования разрушали сложившуюся привычную бригадную жизнь и ударяли прежде всего по привилегированной части «казаков». Не удивительно, что результатом стал бунт, во главе которого встали мухаджиры.

Бунт произошел в начале мая. Момент для него был выбран удачно: подходил к концу срок контракта на обучение персидской кавалерии, заключенного на Н.Я. Шнеура. Вот как описывал события мая 1895 г. сам Заведующий: «5 мая 1895 года мухаджиры бригады взбунтовались и ушли из неё, унося и своё наследственное жалованье в размере 20000 туманов. Вслед за ними пожелали уйти из бригады и многие хорошие “казаки” из доу-таляб (волонтёров). Военный министр Наиб ос-Солтане был рад подобному случаю и захотел воспользоваться им, чтобы убить русскую бригаду. Из ушедших из бригады он сформировал другую “персидскую бригаду” под начальством своего зятя Маджд од-Доуле, начальника каджаров и гулямов-пишхедметов и мирпянджа (должность начальника бригады в персидской армии – О. Г.) “казачьей” бригады Алихана. Иностранцы, думая, что теперь настал давно ожидаемый конец русских инструкторов, начали усиленно действовать в пользу приглашения Персией их офицеров. Особенно старались англичане и австрийцы… во время мухаджирского возмущения Наиб ос-Солтане начал открыто вести переговоры с английским военным агентом о выписке английских инструкторов взамен русских. Это он мог сделать очень легко, так как прежние русские полковники заключали с персидским правительством каждый свой договор и только на три года. А так как договору, рассмотренному предшественником Косоговского, подходил срок, то Наиб ос-Солтане не желал уже возобновлять его с русским правительством, дав слово англичанам. Договоры заключались на три года, и последний договор был заключён полк. Шнеуром в 1892 г.; Косоговский принял бригаду в 1894 г., следовательно ему пришлось служить один год по договору, заключённому Шнеуром. После долгих усилий Косоговскому удалось убедить посланника Бюцова, через министра прессы Эхтемад ос-Солтане, нередко являвшегося посредником между русской миссией и персидским правительством, уговорить шаха покончить с ненормальностью существования двух бригад, которые вели интриги одна, против другой, действуя разлагающим и антидисциплинарным образом на оставшихся “казаков” и мухаджиров в “казачьей” бригаде»[1335].

Таким образом, бунт 5 мая стал реакцией на действия В. А. Косоговского по наведению порядка в бригаде. Он поставил русскую военную миссию на грань катастрофы. Однако многое в словах Заведующего нуждается в пояснениях и исправлениях. Хотя во главе бунтовщиков стояли мухаджиры, однако часть из них всё же осталась в ПКБ. В то же время, часть волонтеров покинула бригаду, а ведь по логике вещей уйти должны были только мухаджиры, да и в полном составе. К сожалению, ни у полковника, ни у исследователей пояснения этому нет. Отчасти ответ в своих работах дает сам В. А. Косоговский. Он часто указывал, что некоторые мухаджиры откровенно заявляли ему, что недовольны жизнью в Персии, и они не прочь были бы вернуться в Россию в качестве знати[1336]. Недовольными изменениями в ПКБ были в первую очередь знатные мухаджиры, терявшие свои привилегии. Мухаджиры непослушны, отмечал В. А. Косоговский, «но если вы знаете их душу, то можете держать их в своих руках». Многие из них к рассматриваемому времени были недовольны персидским правительством. Что же до добровольцев, то хотя с ними и легче было иметь дело, но они были менее устойчивы[1337]. Многие их них были выходцами из низших слоев общества, из простых кочевников. Для добровольца поступление в ПКБ являлось хорошей возможностью поправить свои финансовые дела и изменить свой социальный статус. Естественно, что многие из них отдавали предпочтение вариантам, более выгодным для них. Поэтому, скорее всего, из мухаджиров остались те, кто среди сородичей занимал низшие позиции, а из добровольцев ушла часть нестойких «казаков», привлеченных посулами военного министра.

О роли последнего необходимо сказать отдельно. На наш взгляд, именно его стараниями в ПКБ развернулся очередной виток кризиса. В исследованиях и записках В. А. Косоговского проводится мысль, что Камран-мирза лишь воспользовался уходом из бригады части личного состава в своих интересах, сформировав из дезертиров 9 мая свою «казачью бригаду»[1338]. Тем не менее нам представляется, что за событиями 5 мая стоял именно военный министр, который использовал недовольство части «казаков» деятельностью полковника и косвенно (а возможно и прямо) способствовал бунту. Об этом, в частности, свидетельствует быстрота, с которой им были «оприходованы» дезертиры. Да и сам факт дезертирства не только мухаджиров, чье положение было защищено отчасти их положением в персидском обществе, но и волонтеров, которые таковой защиты не имели и в случае неудачи могли быть подвергнуты серьезному покаранню, косвенно свидетельствует об обещанном высоком покровительстве. Как уже отмечалось, Наиб ос-Солтане никогда не отказывался от надежд заполучить престол. Право наследования шахской короны[1339] в Каджарской монархии было основано на устном завещании основателя династии Ага Мохаммед-шаха (правил в 1796–1798 гг.). Согласно ему, трон могли занять принцы, происходившие из рода куванлу, родившиеся от каджарок из рода дуваллу[1340]. Мать Камран-мирзы не была каджаркой, поэтому формально прав на престол он не имел. Однако в Иране в XIX в. при смене властителя значение имели несколько факторов: наличие военных и финансовых ресурсов, благосклонность русских и/или англичан, умение быстро ориентироваться в ситуации. В этом смысле Камран-мирза находился отчасти в выигрышном положении. Он был любимым сыном Насреддин-шаха, занимал посты военного министра и губернатора