Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Судьба родственников убитых

Завершая повествование первой части «Охоты на Учредительное Собрание», автор книги немного скажет о судьбе родственников декабрьских жертв.

Как уже говорилось выше, они перенесли огромную личную драму, растянувшуюся на довольно длительное время.

Некоторые подробности о судьбе других родственников погибших дает «учредиловец» Е. Е. Лазарев: «В Омске на Масленицу (конец февраля 1919 г.) я встретил Марию Фёдоровну Сарову (жена убитого с Фоминым редактора газеты Г. Сарова – ред.) и ее сестру Грушу. Последняя сообщила мне по секрету, что Мария угощает меня блинами в последний раз, ибо решила покончить с собой в первый день Великого Поста. Она очень любила мужа» и ощущала, что не может перенести его гибель. Это настроение усилила смерть в Омске в конце февраля 1919 г. их заболевшей пятилетней дочери. И, по данным Груши, «она уже сделала все распоряжения относительно своей смерти и последствий.

Я решительно протестовал и строго приказал им с сестрой собраться в дорогу и немедленно ехать со мной во Владивосток, что они и сделали» весной 1919 г.[1220]

И как представляется, в данном случае Лазарев столкнулся с женской манипуляцией. Ведь тот, кто действительно задумал уйти из жизни, не станет посвящать в это родных и друзей, не имея цели, чтобы его / ее пожалели, отговорили и т. п. Видимо, тем самым Сарова и ее сестра дали Лазареву понять, что хотят воспользоваться его помощью для решения своих проблем.

Далее, обосновавшись в апреле 1919 г. во Владивостоке, Сарова жаловалась, что ей практически никто не помог, ссылаясь на неспособность сделать это, в том числе и в предоставлении съемного жилья, найденного с большим трудом и далеко не самого лучшего качества. При этом она желала найти здесь работу[1221].

По данным Е. Лазарева в 1922 г. после падения белого Приморья Сарова «перебрались в Прагу», став женой чешского армейского капитана Кузела (он же Кисела), живут в Праге с дочкой»[1222]. С которым ее и познакомил Лазарев по дороге во Владивосток в чехословацком армейском эшелоне.

Впрочем, как и у большинства эмигрантов, судьба Саровой на новой родине складывалась непросто. Оказавшись в Чехословакии, она не желала «сидеть на шее» у мужа и хотела работать водителем автомашины. Однако Сарова жаловалась 2 марта 1931 г., что ей, несмотря на предоставление документов о ее материальном положении и гибели супруга, не дают соответствующее разрешение.

Так, из «…Общества держателей автомобилей для перевозки пассажиров и МИД якобы получены благоприятные для меня данные, но с Любенской городской управы (г. Либни) сведения говорят не в мою пользу. Лицо, опрашивавшее меня, судя по его вопросам, было настроено ко мне и русским как конкурентам чехам по работе враждебно. И то, что я живу с Кисела, чехословацким офицером (капитан), говорит не в мою пользу, поскольку члены Комиссии в результате будут введены в заблуждение (относительно отсутствия мужа и средств к существованию)».

Ей обещал помощь в легализации «учредиловец» Брушвит, хорошо знавший местных чиновников.

Между тем, на новой родине Мария Сарова, чье положение благодаря выгодному замужеству оказалось куда лучше многих собратьев и сестер по несчастью, явно ощущала себя «не в своей тарелке». Так, она наблюдала «вокруг себя людей, ожесточенно борющихся за кусок хлеба, злых, беспощадных, завистливых. Страшно становится. Не за себя боюсь, а за Вальку (дочь от нового брака)»[1223].

Дальнейшая судьба Саровой, ее дочери и мужа неизвестна.

По данным же Е. Лазарева, С. Девятова также устроила свою жизнь, выйдя замуж[1224], не конкретизируя, впрочем, где именно это произошло, в России или за границей (данных относительно ее отъезда туда не обнаружено).

Что касается семьи Фомина, то по данным «учредиловца» Лазарева на апрель 1919 г., «Правлением Закупсбыта» ассигнована ей помощь внесением на текущий счет 120 тысяч рублей. Из нее ей выдавать 7 процентов зарплаты ежегодно или 1000 рублей в месяц (весьма солидная сумма, сопоставимая денежному содержанию трех колчаковских поручиков) до совершеннолетия оставшихся после Нила Валерьяновича двоих малолетних детей»[1225].

Также, судя по тому, что в советских документах отложилось решение о начислении Н. Фоминой персональной пенсии за мужа, становится ясно, что она не уехала в эмиграцию, и что ей оказало помощь советское правительство. Что, видимо, определялось не только соображениями милосердия, но и стремлением отблагодарить членов семьи Фомина за то, что он своей смертью нанес сильный удар по Колчаку и тем самым способствовал его краху.

Примечания

1

Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. М. 2007. С.79.

2

«Свободный край», Иркутск, №№ 114, 115, 116 за ноябрь 1918 г.

3

Шулдяков В. А. Тайные военные организации Омска в декабре 1917 – начале июня 1918 гг., материалы к истории // Известия Омского государственного историко-краеведческого. Омск. 2018. С.85.

4

Помозов О. День освобождения Сибири. Томск. 2014. URL: https://www.litmir.me/br/?b=596351&p=1

5

Он же. Там же.

6

Он же. Там же.

7

Он же. Там же.

8

Филимонов Б. Поход степных полков летом 1918 г. // 1918 год на востоке России. М. 2003. С.268.

9

Шулдяков В. А. Указ. Соч. С.67.

10

Филимонов Б. Указ. Соч. С.268–269.

11

Мельгунов С.П. Трагедия адмирала Колчака. М. 2005. Кн.1. С.176.

12

Помозов О. Указ. Соч.

13

Он же. Там же.

14

Он же. Там же.

15

Он же. Там же.

16

Он же. Там же.

17

Он же. Там же.

18

Мельгунов С.П. Указ. Соч. С.179.

19

Молотов Владимир. Большевики Сибири в период гражданской войны. Омск. 1949. С.46.

20

Колосов Е.Е. Сибирь при Колчаке: воспоминания, материалы и документы. Петроград. 1923. С.61, 69.

21

Он же. Там же.

22

ГАРФ. Ф.147. Оп.9. Д.4. Л.42.