Карусель - Семен Теодорович Альтов

меня? Кое-кто скажет: восемьдесят два стукнуло, так чему же тут радоваться?! А я радуюсь! Это же прекрасный возраст! Мне и восемьдесят три будет, и восемьдесят четыре (кстати — приглашаю). Мне восемьдесят два, а я хожу на дискотеки. Был, кстати, на одной недавно. Название «Бодрость», диск-жокей Чашин. Думал, хоть потанцую, а оказалось… Такая скучища. Чуть анализы не заставили сдавать! Мне восемьдесят два, а я хожу на все выставки. Если, конечно, время остается. Мне восемьдесят два, а я… Но об этом спросите у моей жены! — Оборвав монолог, он коротко хохотнул, неуловимым медицинским движением щекотнул Веру Андреевну так, что та ойкнула, а потом взял Ложкина под руку. Они медленно прошлись по коридору, зашли в какую-то дверь и вышли из другой так же под руку. При этом костюм психиатра не претерпел никаких изменений, а Ложкин оказался переодетым в больничную пижаму.

— Дело, и впрямь, зашло далеко, — шепнул матери Перемычкин. — Амбулаторные методы тут не помогут. Придется поместить его в стационар.

— До свидания, мама, — сказал обмякший Ложкин. — Если позвонит Нонна…

— Не волнуйтесь, Боря, — посоветовал психиатр и опять повел Ложкина по коридору — к двери с надписью «Стационар».

Через полтора месяца, довольно улыбаясь, Перемычкин вывел Бориса из стационара (оба были в костюмах) и подвел к ожидавшей в приемной матери.

— Никакой Нонны нет и не было, — четко отвечал Ложкин на все вопросы.

Прославленный врач Василий Аркадьевич Перемычкин, как всегда, сделал свое дело безупречно.

А еще через месяц состоялась свадьба Ложкина и Зои, с которой мать познакомила его по рекомендации профессора Перемычкина. За столом сидели Авенир Семенович, три брата-профессора, Кондратий Корнеевич Ложкин, специально приехавший на свадьбу за четыре троллейбусных остановки.

Сосед сверху — поэт Игорь Никитич Варягов — прочитал специально написанную оду в честь молодоженов (потом она была напечатана в двух его сборниках). Зоя была счастлива, Вера Андреевна была счастлива, все были счастливы. Был ли счастлив Ложкин? Какое это имеет значение, если вокруг столько счастья?

Глава 9. Ягодная поляна

Письмо из села Петушки-на-Палочках в деревеньку Чистые Труды сначала летит самолетом, потом едет поездом и только после этого попадает в двуколку почтальона, по совместительству возчика, деда Евгения.

«Петушковой опять от родителей», — отмечает про себя дед и бережно кладет письмо поверх газет и журналов.

Кобыла запряжена, можно бы и ехать, но дед Евгений не торопится. Он — артист и поэтому ждет, пока соберется публика. Мальчишки, охочие до развлечений, уже давно здесь, сейчас подойдут и зрители постарше. Бывают среди них и приезжие. И тогда дед старается вовсю.

Искусству пантомимы, конечно, никогда дед Евгений не учился, но исполняет свои сценки ничуть не хуже профессиональных артистов, которых видел в деле на экране телевизора.

Для начала дед, как всегда, изображает пульверизатор. Он изо всех сил надувает живот и щеки, вытягивается, как может, и застывает так на несколько секунд. Потом быстро выбрасывает руку и хлопает себя по макушке. Воздух с шипением выходит из сомкнутых губ деда, его тело обмякает, клонится к земле, глаза медленно закрываются. Все — баллончик опустел. Мальчишки, хоть и видели это по многу раз, заразительно хохочут, улыбаются и старшие, и только один, незнакомый деду человек, белесый, с глазами цвета василька, смотрит серьезно и даже как-то печально.

«Видать, сплоховал я где-то! — мелькает у деда Евгения. — Ну, ничего, сейчас я тебя раззадорю!»

На очереди сценка «пьяница». Мгновенно встрепав остатки волос и сделав бессмысленную рожу, дед «покупает» пломбирный стаканчик, выковыривает из него мороженое, наливает водку, залпом ее выпивает, после чего съедает на закуску стаканчик. Хохочет, как всегда, благожелательно настроенная публика. Не смеется только приезжий.

И тогда, пропуская большую часть программы, дед переходит к коронному своему номеру — изображает спортсменов, как их показывают по телевизору в замедленном повторе. Вот — метатель молота, чей снаряд улетел куда-то за пределы стадиона; вратарь, в падении пропускающий мяч в ворота; прыгун, не поладивший с планкой.

Мальчишки давно уже на земле от хохота, смеются во весь голос и взрослые, улыбается, наконец, и приезжий.

«Ладно, будет на сегодня! — решает дед Евгений и, слегка раздосадованный неполным успехом, лезет в телегу. — Пора ехать!»

Дорога до Чистых Трудов неблизкая, и дед Евгений всегда рад перекинуться словом со случайным попутчиком, но таких неразговорчивых, как этот, с васильковыми глазами, дед еще не встречал.

— Еду купаться в реке, загорать на берегу, ходить за грибами, пить парное молоко, есть овощи с грядки, — разом ответил незнакомец на все вопросы и замолчал так, будто его рядом и не было.

«Не очень-то и хотелось!» — обиделся дед, состроив незаметно рожу из пантомимы «Натовский генерал», и стал разговаривать с самим собой. Сказал, что речки в деревне нет, протекает ручей — по колено в самом глубоком месте, что грибы в лесу еще не появились, парного молока достать можно, если уговорить бабку Ирину — она держит козу, — ну, а насчет овощей — это, конечно, пожалуйста, если желание таковое имеется.

Не обращая и дальше особого внимания на неудачного попутчика — так, для себя, — дед помянул и жителей деревеньки. Люди это сплошь пожилые, заслуженные, умеют и разговор поддержать. Молодежи почти нет. Вот в прошлом году приехала только одна молодайка с грудным ребенком. Петушкова Нонна. Уважительная к старикам и к сельскому труду приучена…

Удивленная кобыла остановилась, повинуясь незнакомым рукам, туго натянувшим вожжи.

— Извините, пожалуйста, — седок спрыгнул в придорожную пыль. — Дальше я дойду пешком.

«Однако, — качал остаток пути головой дед Евгений, — однако…»

А перепавший смятый рубль аккуратно разгладил и сунул за пазуху — пригодится!

— Спасибо, дедушка Евгений, — поблагодарила старика Нонна.

— Дай, думаю, предупрежу, — забормотал тот, — уж больно он какой-то странный, вроде как не в себе — взял и спрыгнул…

Малыш крепко спал. Попросив бабку Ирину присмотреть за ребенком, Нонна накинула платок и вышла из избы.

Она торопливо шагала по проселку, стараясь в неверных лучах заходящего солнца увидеть там, вдалеке, силуэт приближающегося человека.

Он показался из-за поворота, Нонна побежала, и тот человек тоже побежал ей навстречу.

Нонна остановилась, и он медленно подошел к ней.

— Вы?! — не поверила себе Нонна.

— Я, — ответил ей Дзибель.

Нонна повернулась и пошла обратно. Арнольд Арнольдович Дзибель шел следом, отставая на полшага.

Дед Евгений, не без опаски пустивший к себе жильца, не мог надивиться происшедшей в человеке перемене. Арнольд Арнольдович охотно беседовал с ним, от души смеялся над дедовыми перевоплощениями, шутил сам и даже показал деду несколько карточных фокусов. Дед был от постояльца в восторге, вот только общались они редко: почти все время Дзибель