От красного галстука к чёрной "Волге" - Котов

– А теперь они еще и в Афган полезли! Столько парней побило…тут, помню, в соседней квартирке…Сашка жил…отец пьяница, мать еле концы с концами сводила, а Сашку…по кускам с Афгана вернули.

Дед снова вытер слезы.

— Самое главное…чтобы не было войны. Ты молод и не понимаешь…но скоро до тебя дойдет.

Он резко встал, словно стряхивая с себя эти воспоминания, и сунул медали обратно в коробку.

— Хватит на сегодня. Пойдём, картошку пожарим. К тому же…ты еще слишком юн для таких рассказов.

Но Петя знал — эти истории, как те осколки в дедовом теле, останутся с ним навсегда. И когда вечером он лёг спать, то долго ворочался, представляя то мороз под Москвой, то раскалённый воздух над Курской дугой.

А за стеной дед Фёдор, сидя у окна, в который раз перебирал свои медали — те самые, что дались ему такой страшной ценой.

14 августа 1985.

Это был необычный и жаркий день – Петя подружился со сверстниками во дворе. Вместе, в песочнице, они стали предлагать друг другу игры.

— А давайте в классики? – Предложил один мальчишка.

— Достали твои классики! Ты другие игры кроме классиков знаешь? – Возмутился второй.

— Ну тогда…может…в…

— Скакалку? – Спросил Петя.

Мальчишки осуждающе посмотрели на Петю.

— Девчонка что-ли? Если и играть в нормальные игры, то партизаны! Две команды. Чур я партизан, а Петя немец!

— Нет, не буду немцем!!! – Возмутился Петя. – Пусть, вон, Генка будет, а не я.

— Потому что я худой? Да я так тебе треснуть могу! – Парировал Генка.

— Давайте так: я набираю палочки, половину ломаю и перемешиваю в руках. Кто вытянет короткую – тот немец, кто длинную – партизан!

— Пойдет. – Все сказали почти хором.

Петя вытащил длинную палочку и сильно обрадовался, ведь он – партизан.

Мальчишки набрали во дворе палок и начали играть в войнушку, доказывая друг другу, что попали.

Тем временем на улицу вышел дед Федор в коричневой и потертой курточке, опираясь на трость.

— О! Степаныч! Здорово! – Окликнул Федора дед на скамейке.

Дед медленно повернулся.

— А…ну, здорово, Ульянов. Чего надо то?

— Твои ко мне на дачу не хотят? Поработают – отдохнут. Глядишь, так и солнце прихватит.

— Они в Болгарию уехали, а детей мне отдали. – Ответил Федор. – Видимо, одежды купить…модной.

— Когда приедут?

— Через полторы недели, вроде. Что-то они надолго то уехали. Копили долго поди.

— Петька то вовсю в партизан играет! Наш парень!

Дед замер и оглянулся. Он увидел Петьку, который сидел в воображаемом укрытии – скамейка. Петя «стрелял» в немцев, а Генка, который вытянул коротенькую палочку, падал на землю, имитируя ранения.

«Немцы» проигрывали и вовсю изображали ранения, а довольный Петька вовсю «стрелял».

Один мальчишка, пытаясь имитировать ранение, сильно поцарапал колено.

— Ай! Больно!

— Ты живой, Вадик? – Спросил Генка.

— Да. – Ответил мальчишка, зажимая кровоточащую рану.

Деду Федору стало плохо. С его губ сорвалось бранное слово и он сел на скамейку, схватившись за сердце.

— Степаныч! Степаныч! – Закричал знакомый Федора. – Рано помирать!

— Разворошил…П-Петь…ка…в…ния. – Еле выговорил Федор.

Петя сначала не понял, что происходит. Он только видел, как дед вдруг схватился за грудь и осел на скамейку, словно подкошенный. Знакомый деда, Ульянов, уже тряс его за плечи, крича что-то невнятное.

— Беги за скорой! — завопил Ульянов, заметив остолбеневшего Петю. — Да беги же, внучок!

Петя сорвался с места как ошпаренный. Ноги сами понесли его к телефонной будке на углу улицы. Дрожащими пальцами он сунул в щель две копейки, набрал «03».

— Скорая помощь, — раздался спокойный женский голос.

— Дед... у деда сердце! — выпалил Петя, с трудом выдавливая из себя слова. — Двор дома 24 по Ленинскому...

Он даже не успел договорить, как услышал в трубке: «Машина уже выехала».

Когда Петя вернулся, вокруг деда уже столпились соседи. Кто-то подложил под голову свёрнутую куртку, кто-то пытался дать воды. Аня, бледная как мел, стояла в стороне и ревела в кулак.

Скорая примчалась через семь минут — рекордное время. Двух санитаров в белых халатах Петя запомнил в мельчайших деталях: высокий, с родимым пятном на щеке, быстро расстегнул деду рубашку, а коренастый, с вечно зажмуренными глазами, уже доставал какие-то приборы.

— Инфаркт, — бросил высокий санитар. — Везим в пятую горбольницу.

Петя и Аня втиснулись в карету скорой, хотя санитар ворчал: «Места мало!». Внутри пахло лекарствами и чем-то металлическим. Петя прижался к сестре, глядя, как деду надевают кислородную маску.

Больница встретила их длинными коридорами с вытертым линолеумом. Зелёные стены, облупившиеся кое-где до бетона, тусклые лампы под потолком — всё это казалось Пете страшным и чужим. Медсёстры в поношенных халатах сновали туда-сюда, не обращая внимания на двух перепуганных детей.

— Ждите здесь, — указала им на скамейку пожилая санитарка с добрыми глазами.

Они просидели там три часа. Петя всё это время сжимал в кармане дедову медаль «За отвагу» — она случайно выпала, когда санитары перекладывали деда на каталку. Аня, измученная, уснула у него на плече.

— Дубовы? — наконец появился врач в заляпанном халате. — Ваш дедушка стабилизирован.

Оказалось, это был не инфаркт, а сильный приступ стенокардии. Дед пришёл в себя уже через час, но врачи настаивали на наблюдении.

Вечером они возвращались домой на такси — деда выписали, но велели соблюдать покой. Фёдор молча смотрел в окно, лишь изредка поправляя на груди пузырёк с нитроглицерином. Петя сидел, уткнувшись носом в дедову куртку — она всё ещё пахла больничным антисептиком.

Дома дед сразу лёг на диван. Аня, как могла, накрыла его пледом, хотя на улице стояла жара. Петя молча поставил на тумбочку стакан воды и ту самую медаль.

— Спасибо, внучек, — хрипло сказал дед. — Ты сегодня... молодец. Но прошу…не напоминай мне больше. Твой…юношеский интерес…но я не хочу, извини.

Петя кивнул, сжимая кулаки. Он впервые за день почувствовал, как по щекам текут слёзы — тихие, горькие, взрослые.

А за окном мальчишки снова играли в войну. Но теперь их крики «Ты убит!» и «Я в тебя попал!» звучали как-то по-другому. Как будто между этой игрой и тем, что пережил дед, лежала пропасть, которую Петя только сейчас начал осознавать.

Вечером, когда