От красного галстука к чёрной "Волге" - Котов

Петя обрадовался и прыгнул на Хлопова, который через секунду бросил снег Пете в глаза. Хлопов поднялся и начал бить Петю прямо в скулу, слушая, как тот завыл.

Пете подурнело. Он еле стоял на ногах и из последних сил ударил хук, который попал Хлопову под глаз.

Хлопов рухнул на заснеженый асфальт, а Петя сел на колени.

— Остановились! Оба! – Закричал мальчишка из толпы. – У Хлопова нос разбит!

Петя приложил снег к скуле, чувствуя, как холод поглащает боль. Тем временем Хлопов медленно поднялся на корточки.

— Петька! – Из толпы вышел Борька. – Ты проиграл! Трусишка! Трусишка!

Петя разглядел лица мальчишек, которые засмеялись, а затем на ухмылку Хлопова, который чувствовал себя не лучше Пети.

Петя закричал от злости и побежал на Хлопова, который уже закрыл лицо руками.

Удар ногой.

Хлопов рухнул на землю, хватаясь за свой локоть, на который пришелся удар.

Тогда Петя вспомнил, как он отрабатывал удары по боксерской груше. Петя, забыв все тренерские наставления, бросился на Хлопова. Первый удар — висок, второй — скула, третий — уже по затылку, четвертый – в нос, пятый – под глаз когда тот пытался встать. Кровь из разбитого носа Хлопова оставляла яркие алые пятна на белом снегу, будто кто-то разбросал промокашки.

— Хватит! — кто-то схватил Петю сзади, но он вырвался, чувствуя, как злость пульсирует в висках. Только когда Хлопов перестал двигаться, лежа лицом в снегу, Петя отшатнулся, вдруг осознав, что натворил.

Толпа мальчишек замерла. Борька первый нарушил тишину:

— Ну ты и зверь...

Хлопова увезли на «скорой» с сотрясением и переломом носа. Петю же на следующий день вызвали к директору, где пионервожатая срывала с него галстук, крича что-то про «недостойное поведение». Спасло только заступничество тренера по боксу, который пробурчал: «Мальчишки есть мальчишки», — и обещание родителей возместить ущерб.

Но самое страшное ждало дома. Отец, обычно сдержанный, молча положил на стол раскрытый дневник с двойками по физике и математике. Потом достал ремень — старый, дедовский, с пряжкой в виде звезды.

— Руки на стол, — сказал он тихо.

Удары жгли ладони, но хуже была речь, которая последовала после:

— С завтрашнего дня — никаких гулянок и телевизора. После секции — сразу домой. До весны. И если я ещё раз увижу эти... — он ткнул пальцем в дневник, — боксом можешь забыть заниматься. Молись, чтобы Хлопов не помер, а то еще в колонию поедешь!

Петя сидел на кухне, сжимая в красных ладонях куски льда, когда вернулся дед Фёдор. Старик молча посмотрел на его руки, на отца, который пил в гостиной что-то крепкое, потом достал из кармана тюбик «Спасателя».

— На, мажь, — бросил он, — и запомни: настоящий боец умеет проигрывать. А ты сегодня проиграл по-крупному.

Петя тогда не понял этих слов. Но через много лет, уже сидя в «воронке», он вспомнит и деда, и этот тюбик мази, и то, как больно бывает падать — не только в прямом смысле.

А пока он лежал в постели, прислушиваясь, как за стеной отец кричит на мать: «Это ты его так воспитала!», и думал, как завтра посмотрит в глаза Хлопову. Если тот, конечно, вообще выйдет из больницы.

Зима медленно отступала, оставляя после себя лужи и обнаженные кусты. Хлопов вернулся в школу через две недели — с желтым синяком под глазом и гипсом на носу, который теперь слегка кривился влево. Петя в первый день его возвращения стоял у раздевалки, сжимая в кармане кулек с конфетами «Мишка на Севере», которые отдал без слов. Хлопов молча взял, кивнул, и с этого дня между ними установилось хрупкое перемирие.

Дома Петя заглаживал вину как мог. Сам вставал в шесть утра, чтобы успеть сделать уроки перед школой — отец проверял тетради с карандашом в руке, подчеркивая каждую ошибку. По вечерам мыл посуду, хотя раньше ненавидел это занятие. Даже Ане помогал с математикой, хотя сам еле тянул на тройку.

Но самым тяжелым было возвращение в секцию бокса. Тренер встретил его ледяным молчанием, а ребята перешептывались за спиной. Первую неделю Петя отрабатывал только удары по груше — тренер специально ставил его на виду у всех, как пример «как не надо». Лишь когда он выстоял три раунда спарринга с самым сильным в группе, не сдавшись, тренер хлопнул его по плечу:

— Теперь ты понял, что сила не в кулаках?

С Борькой они теперь реже виделись — отец отпускал Петю гулять только на час по выходным. Но эти редкие встречи превращались в маленькие бунты против правил. То они подожгут старую коробку у гаража, наблюдая, как пламя лижет краску (потом, конечно, затушат). То выпросят сигарету у старшеклассников, но Пете было плохо после курения.

Пионерская жизнь тоже изменилась. Петя больше не был «первым парнем на деревне» — теперь его ставили в пример только как «исправившегося». На сборе макулатуры он таскал самые тяжелые пачки, на субботнике драил полы, пока другие отлынивали. Однажды даже вызвался помочь первоклашкам сделать скворечники — и сам удивился, как это оказалось интересно.

С оценками вышло хитрее. По физике Петя честно зубрил учебник отца, но по литературе... Однажды перед контрольной он «случайно» заглянул в учительскую, когда там никого не было, и успел разглядеть на столе Анны Васильевны листок с вопросами. Назавтра получил. Правда, когда отец спросил, как удалось подтянуть предмет, Петя покраснел и пробормотал что-то про «усердие».

К весне жизнь начала налаживаться. Отец разрешил ходить на бокс три раза в неделю, если оценки не упадут. Тренер снова стал давать ему спарринговать с сильными соперниками — теперь Петя думал головой, а не кулаками. Даже с Хлоповым они иногда пересекались во дворе — тот показывал новые приемы борьбы, которым научился за время больничного.

Последний звонок Петя встретил с четверками в четверти, благодаря отцу, который помог попасть некоторым учительским детям в МГУ.

Лето обещало быть жарким. Борька уже строил планы, как они будут «отрываться» на каникулах. Петя только ухмылялся в ответ — он-то знал, что отец отпустит его максимум на рыбалку с дедом.

А в кармане у него лежала потрёпанная записочка от тренера: «В августе — сборы. Будешь готов?» Петя ещё не ответил. Но в душе уже знал — конечно, будет. Только теперь по-другому. Умнее. Терпеливее.

Как говорил дед Фёдор: «Главный бой