Предателей не прощают - Сергей Дмитриевич Трифонов

и Академия народного хозяйства при Правительстве Российской Федерации. Кандидат экономических наук, почётный профессор Бакинского университета. Член научных, экспертных, консультативных, наблюдательных советов ряда вузов, министерств, государственных служб, агентств и коммерческих организаций…

Борис Михайлович отличался острым, аналитическим умом, чрезвычайной работоспособностью, железной хваткой и умением добиваться поставленных целей. Он был воспитан и деликатен, умел слушать людей, не навязывался в друзья, но и не позволял лезть в свою душу, всегда держал дистанцию…

Родился он в интеллигентной питерской семье и с детства был приучен к книге. Он много читал, и его заслуженно считали знатоком русской, советской и зарубежной литературы, любил поэзию и сам иногда баловался стихосложением, но, как правило, по случаю юбилеев начальства и близких людей. Его библиотеке мог бы позавидовать любой провинциальный университет. Карновский свободно говорил и писал по-английски, неплохо владел немецким, что помогало ему в командировках и на отдыхе.

Борис Михайлович практически не пил спиртного. Нет, конечно, он любил посидеть дома у камина со стаканом дорогого виски, выпить пару рюмок коньяка на праздник или в гостях, или по какому иному случаю, но потребности в спиртном никогда не испытывал. И не курил он никогда. Но любил вкусно поесть. Предпочтение отдавал средиземноморской кухне: много овощей, лангусты и лангустины, кальмары и креветки, гребешки и мидии, омары и каракатицы… Любил блюда из баранины, вернее из мяса ягнёнка, а отбивные предпочитал только куриные. Он был практически здоров. Даже сезонные ОРВ его редко доставали.

Ростом он был среднего, слегка располневшим, но не толстым. Спортом и физическим трудом никогда не занимался, считая эти дела уделом тупых бездельников. Его большую голову с мягким, приветливым лицом украшала густая копна когда-то чёрных, а ныне с изрядной проседью волос. Лучшие мастера парикмахерского искусства Питера и Москвы ничего не могли поделать с этой не поддающейся никакой укладке шевелюрой, и поэтому казалось, волосы его растут с одинаковой интенсивностью вперёд, вверх, назад и в стороны. Но он давно привык и не особо обращал на это никакого внимания. Его раздражали доставшиеся непонятно от какого предка уши редкой конфигурации. Уши эти были большие, с вытянутыми вниз мочками и поднимавшиеся высоко вверх почти под острым углом. Его дочка смеялась и говорила с любовью:

– Папа, твоими предками наверняка были пираты, носившие в ушах огромные золотые серьги.

Дочку он любил. После того как она получила диплом журналиста в МГИМО, Карновский отправил любимое чадо вначале на стажировку в Лондон, а затем в Сент-Эндрюсский университет в Шотландии, где она обучалась политологии и который окончил принц Уильямс. В завершение всего младшая Карновская получила диплом магистра международной экономики Кембриджского университета и навсегда осела в Англии.

Поначалу, пока она получала разностороннее образование, папа купил ей небольшую двухкомнатную квартирку в Лондоне, в престижном районе Уэст-Бромптон, неподалёку от популярного кафе «Трубадуры», за скромные шестьсот тысяч фунтов стерлингов. После Оксфорда и её устройства на работу в «Thomson Reuters Foundation» Карновский вручил дочери ключи от квартиры за полтора миллиона фунтов стерлингов в элитном районе Кенсингтон. Отныне за дочку он был спокоен. А то, что её завербовала MI6 и она, засучив рукава, работала против своей Родины, его мало волновало.

Женился Карновский после университета, работая инспектором районной налоговой инспекции. Женился по рекомендации родителей на дочери известного в городе гинеколога. Это был тот редкий случай, когда брак по расчёту быстро переплавился в брак по любви. Супруга Бориса Михайловича оказалась красивой, нежной и доброй женщиной. Она окончила педиатрический институт, но после рождения дочери не работала ни дня. Карновский искренне любил супругу, был счастлив созданному ею семейному теплу и уюту, баловал её дорогими подарками. Они всегда отдыхали вдвоём, объездили всю Европу, любили погреться в Турции, Греции и на Кипре, посещали распродажи в Милане и Лондоне… Но счастье, увы, редко бывает вечным.

Пять лет назад Карновская, сидя за рулём своего «вольво», попала в страшную аварию на Рублёвском шоссе. Тяжелейшее сотрясение мозга привело к потере памяти и пространственной дезориентации. Несчастная женщина утратила способность ориентироваться в окружающей среде. Находясь даже в собственном доме, она не могла найти дорогу на кухню и в туалет… Длительное и дорогое лечение в Москве и за рубежом ничем не помогло. Супруга медленно и тихо угасала под надзором меняющихся сиделок.

2

Карновский страшно переживал семейную трагедию, но, будучи мужчиной в соку, без женского тепла жить не мог. Поначалу были случайные встречи с сотрудницами департамента, гостиничные варианты во время командировок… Видя периодически возникавшее у Карновского состояние душевного ступора, министр почти насильно выгнал Бориса Михайловича в отпуск в октябре, в самую горячую пору работы над бюджетом. Карновский уехал на Рижское взморье, в Майори, закрылся в своём уютном коттедже и сутками отсыпался.

Как-то, проголодавшись, он открыл холодильник и обнаружил его пустым. В магазин идти не хотелось, и он отправился поужинать в ближайшее кафе. Время было позднее, на улице ветрено, лил холодный дождь, посетителей в кафе мало. Заказав яичницу с беконом и охотничьи колбаски с жареным горохом, Карновский стал рассматривать внутреннее убранство заведения. Интерьер кафе претендовал на обстановку охотничьего домика с традиционными рогами лосей и оленей, литографиями старых немецких картин с сюжетами лесной охоты, цветными фотографиями борзых и гончих, президентов Латвии в охотничьей одежде и с ружьями… Так, ничего особенного, провинциальный дух, провинциальные нравы. Всё какое-то ненастоящее, неестественное, в полутонах, в полузвуках…

В приглушённом освещении кафе всё виделось смазанным, словно в тумане, поэтому для придания пущей экзотики и, как, видимо, думали хозяева, некоторого романтизма, официанты устанавливали на столики бронзовые канделябры с тремя толстыми свечами.

Когда Карновский заканчивал ужин и заказал чай с лимоном, к нему подошёл высокий молодой человек и попросил разрешения присесть к столу. Борису Михайловичу это не понравилось, как не понравились нагловатая манера незнакомца держаться, его русский с сильным акцентом и безапелляционность суждений.

– Струминьш, – без предисловий представился молодой человек, – Ивар Струминьш, Служба военной разведки и безопасности министерства обороны Латвии.

Он раскрыл перед Карновским удостоверение и тут же убрал его во внутренний карман пиджака.

– Чем могу служить? – спросил Карновский.

– Мы в вас заинтересованы, господин Карновский, – неуклюже попытался наладить разговор агент. – Мы знаем вас и ценим вашу работу. Предлагаем сотрудничество во благо европейских ценностей и общепринятых принципов демократии.

Борис Михайлович поморщился и стал внимательно разглядывать защитника демократии и европейских ценностей. Лицо парня не выражало никакой заинтересованности, на тонких губах застыло выражение пренебрежения и превосходства, нежные руки с длинными тонкими пальцами говорили о том, что