Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

— Ладно, вот первый привал, — сказал Клеман. Женщина никак не отреагировала на слово “первый”, подразумевающее, что будут еще “привалы”.

Кафе оказалось полупустым. Официант неопределенного возраста, неопределенной расы (вообще-то большинство местных жителей были черными) да, похоже, и неопределенного пола приблизился к ним безмолвно и бесшумно, словно привидение.

Спутница Клемана, очевидно, восприняла предложение выпить кофе как пароль, как некую условность, посему и удивилась, когда Клеман, заказав для нее “хайбол”, сам ограничился апельсиновым соком и черным кофе.

— Эй, разве мы так договаривались? — с шутливой озабоченностью спросила она. — Вы хотите напоить меня, а сами остаться трезвым? Зачем вам это нужно?

— Хорошо, — вздохнул он, — будем соблюдать паритет.

Частичное установление паритета выразилось в мартини для дамы и двойной порции джина с тоником для Клемана.

— А ведь мы даже не успели познакомиться, — женщина и здесь проявила инициативу. — Люси! — она подняла высокий стакан и протянула его навстречу стакану Клемана.

— Жак.

— Вот и на “ты” уже пора переходить. Хорошо, что мы общаемся не на уж-ж-жасно дипломатичном английском, где нет “вы” и “ты”.

Судя по тому, как она произнесла это “ter-r-rible” — раскатисто да еще явно передразнивая английское произношение, Клеман понял, что перед ним ярая сторонница отделения Квебека от Канады.

— Вы немножко не любите… англоговорящих? — осторожно спросил он.

— Merde! — выругалась она. — Ты меня прости, Жак, но, по-моему, их вообще не за что любить. Каков народ, таков и язык. А народ раздувается от запоров, вызываемых самой непривлекательной в мире кухней, да еще от собственного высокомерия.

— Да-да, — поспешно кивнул Клеман, — я вас понимаю.

Что касается его самого, то для него и англичане, и французы — а еще также немцы, шведы, итальянцы и прочие европейцы были одинаково антипатичны. Но все же вне зависимости от объекта нелюбви или даже ненависти Клеман почувствовал нечто вроде солидарности по отношению к этой аппетитной брюнетке. Тем более, что в ее облике присутствовало нечто, позволяющее предположить примесь неевропейской крови.

В отель он ее провожал с возросшей охотой.

Взяв ключ у портье, Люси с брезгливо-независимым видом — в ответ на взгляды находившихся в холле мужчин — продефилировала к лифту, изредка только оборачиваясь к Клеману и одаривая его поощрительной улыбкой, чтобы потом снова принять неприступное выражение лица.

Ее номер размещался на седьмом этаже, окна выходили на море.

Едва переступив порог номера, Люси сразу направилась к бару.

— Жак, швырни коробку вон на тот столик. Или даже на кровать, черт с ней. — Чувствовалось, что выпитое в кафе уже действовало на нее. — Хотя ты и трезвенник, от шампанского все равно не имеешь права отказаться. Тем более, когда предлагает выпить дама.

Пока Клеман пристраивал злосчастную шляпную коробку, которая никак не хотела пристраиваться на прикроватном столике, Люси уже откупорила бутылку и разлила шампанское по бокалам.

— Все та же мадам Клико, — она подала бокал Жаку и подняла свой. — За знакомство!

Клеман отпил немного и подумал, что у вина какой-то странный привкус — словно шампанское выдерживали не в стеклянной бутылке, а в какой-то металлической посудине.

Люси поощрительно улыбнулась и чокнулась с ним.

Сделал еще один небольшой глоток, Клеман почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Усилием воли он попытался задержать свое падение, но тело сделалось удивительно непослушным, и Клеман провалился во что-то мягкое и зыбкое, как проваливаются в сон смертельно уставшие…

Очнулся он в каком-то полутемном и тесноватом помещении, напоминающем стенной шкаф. Здесь пахло кожей и сукном.

Клеман попытался выпрямиться, но это у него не получилось — руки, заведенные за спину, были связаны в запястьях и соединены шнуром со связанными в щиколотках ногами. Рот залепила клейкая лента.

Ясно, “упаковали” его таким образом профессионалы. Но кто они? Клеман напряг память, стараясь восстановить все события, предшествующие его попаданию сюда.

Ага, женщина, канадка, Люси. Все женщины змеи и даже лучшая из них змея. Ах, как глупо, совсем глупо он попался, словно совершенно безмозглый страус, к которому можно приблизиться, согнувшись в пояснице, а на голову нацепив пучок травы — и страус принимает человека за подобного себе, за такую же глупую птицу.

Конечно, Люси… Но ведь по ее виду совершенно нельзя было предположить, что эта женщина способна на столь изощренное коварство. Интуиция никогда еще не подводила Клемана. Он ощущал опасность всеми порами кожи. Да, выходит, этот раз стал исключением.

Хорошо, а зачем ей это понадобилось? С какой целью она опоила его каким-то зельем? Она на кого-то работает? Вряд ли — его враги просто не стали бы искать его здесь. Багамы вообще не то место, где разворачиваются баталии, здесь даже крупные преступники просто отдыхают.

А может быть, эта Люси входит в банду нелегальных поставщиков трансплантантов? Вот тогда его положению уж точно не позавидуешь. А ведь такое предположение имеет смысл — не ради же ограбления его опоили какой-то дрянью, а теперь удерживают в этом чулане.

Словно в ответ на его вопросы, обращенные скорее к самому себе, где-то близко за стеной послышался звук шагов. Подходило сразу несколько человек.

Ключ заскрежетал в замке. Похоже, дверь металлическая.

Когда дверь открылась, в помещении стало посветлей, но ненамного — то ли уже вечер наступил, то ли там, снаружи, располагалось какое-то помещение без окон.

Клемана бесцеремонно подхватили под руки — как он почувствовал, это сделали двое крепких мужчин — и поволокли из конуры наружу.

Похоже, что здесь размещалась какая-то фабрика, какое- то производство — то ли здесь валяли сукно, то ли клеили пластиковые пакеты, то ли делали что-то из кожи. Запах, который он ощущал в каморке, здесь чувствовался еще сильнее.

Идти — вернее, волочиться по полу за своими конвоирами — ему долго не пришлось. В небольшой комнатке, освещаемой лампами дневного света, с неисправным или просто неработающим в это время года вентилятором, висевшим под потолком, за столом, покрытым листом алюминия, его ожидали двое мрачноватого вида мужчин и… Люси.

Сейчас женщина выглядела иначе, чем при встрече с Клеманом на улице: серьезная, сосредоточенная, даже черты лица вроде бы изменились, погрубели — может быть, из-за полного отсутствия косметики? У той Люси жесты были легкими, изящными и в то же время какими-то не завершенными, неловкими. А эта вынула сигарету, потом достала зажигалку, щелкнула ею, затянулась — ни дать, ни взять служащая полиции. Собственно, и одежда, которая сейчас была на ней, напоминала полицейскую форму, особенно форму “копов”