Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

Присмотревшись к женщине повнимательней, Клеман обнаружил нечто подозрительное в чертах ее лица — в форме носа, губ, ушей, разрезе глаз. Да, в первую их встречу макияж сыграл роль весьма удачной маскировки.

Один из мужчин, обратившись к конвоирам, сказал что-то на незнакомом — да нет, просто Клеман плохо понимал этот язык, а слышать раньше приходилось. Конвоиры сняли пластырь — дюйм за дюймом, выдирая отдельные волоски двухдневной бороды и усов, так как пластырь очень крепко приклеился. Потом они разрезали шнур, соединявший ноги и руки Клемана, разрезали путы на ногах.

Когда пленник успел почувствовать некое подобие комфорта, женщина, глядя на него в упор, спросила по-французски:

— Как самочувствие, Хаддад?

Он молчал. Тогда она задала тот же вопрос на очень приличном английском.

— Вы что, стали плохо слышать, Хаддад?

Она опять заговорила по-французски, но речь ее совсем не походила на разговор той щебетушки, которую он встретил сегодня (или уже вчера?) днем.

— Ты забыл свое имя, Юсеф Хаддад, или ты полагаешь, что никто, кроме твоих бывших соратников по “Хаммазу” не может его знать? Ты заблуждаешься, Хаддад. Хочешь, мы тебе напомним, как ты стал Жаком Клеманом, а заодно и Жаком Фабером? Не хочешь? Тебе неинтересно даже узнать, под какой кличкой ты известен армянским боевикам? Они зовут тебя Черным. Они, наверное, немного расисты, эти армяне. Ведь ты же не волен был выбирать себе отца. Но они хотели бы тебя спросить, какое отношение ты имеешь к убийству Ашота Манукяна в восемьдесят девятом году и не ты ли организовал в девяностом взрыв небольшого кафе в Пасадине, штат Калифорния. Кафе принадлежало армянину, и собирались там, в основном, армяне. На оба вопроса ты должен ответить “да” — но, это разумеется, только в том случае, если ты вдруг захочешь стать откровенным. Но за тобой такая слабость не числится. А вообще- то меня удивляет, почему армяне вдруг ходят за тобой следом, ничего не предпринимая — они ведь должны были убить тебя сразу же, как только ты попадешь в иоле их зрения. А попался ты им на глаза достаточно давно, они могли тебя уже раз сто пристрелить. Почему они этого не делают, а?

— Кто вы такие, черт побери? — зло прохрипел Клеман. Хотя он, конечно, уже почти наверняка знал, кто они такие.

— Зачем ты задаешь лишние вопросы, Хаддад? Хочешь выиграть время? Мы из МОССАДа, как ты, наверное, понял. У нас, как ты понимаешь, длинный список претензий к тебе, гораздо длиннее, чем у всех остальных.

Просто удивительно, как бездарно он попался! Нет, имело место наваждение или даже гипноз. Как он не мог заметить сразу, какой она национальности? Конечно, она по внешнему виду не является такой уж типичной еврейкой, к тому же удачно применила косметику, прическа ее тоже достаточно хорошо “маскировала”. Но ведь он должен был все это заметить! Он, который в течение стольких лет избегал ловушек (да еще каких ловушек!) — неужели для того, чтобы сейчас попасться столь нелепо. Нет, верно все же говорят: “Кого аллах хочет наказать, того он лишает разума.”

— Как ты понимаешь, мы не можем ограничиться твоим убийством. Мы и не должны делать это — существуют суды, существуют исполнители приговоров. А еще мы понимаем, что добровольно ты ничего не станешь рассказывать, пытками от тебя, наверное, тоже мало чего добьешься, к тому же пытки — процесс скучный, примитивный и неблагородный. Слава всевышнему, сейчас существуют средства, способные даже камень сделать откровенным.

И она сказала что-то на иврите одному из мужчин. Тот, кивнув, обратился к другому. Они перебросились несколькими фразами, потом один из них нагнулся, поднял с пола небольшой пластмассовый чемоданчик темно-серого цвета. Водрузив чемоданчик на стол, он открыл его, набрав комбинацию цифр на кодовом замке. Из чемоданчика были извлечены шприц и несколько ампул.

Клеман не сопротивлялся, когда мужчина расстегнул пуговицы на его пиджаке, стянул пиджак с плеч вниз настолько, насколько позволяли связанные руки Клемана. Таким же образом он стянул и рубаху, оторвав при этом несколько пуговиц. Потом мужчина осторожно обломал кончик ампулы, набрал в шприц содержимое этой ампулы и умело воткнул иглу в плечо Клемана.

Уже через полминуты Клеман почувствовал сонную одурь, у него возникло ощущение, что он находится в какой- то теплой среде, более плотной, чем воздух, но менее плотной, чем вода, и что среда эта покачивает его, колышет. Помещение, в котором он находился, словно бы заволоклось прозрачным туманом. Состояние его напоминало сон — если бежишь, то ноги очень плохо слушаются, если хочешь сказать что-то, то почти не слышишь собственного голоса. А вот чужие голоса, громкие и требовательные, до него доносились. Когда он начинал говорить, эти голоса умолкали, что приносило ему невыразимое облегчение…

***

— Ты что-нибудь понимаешь? — женщина, которую Клеман-Хаддад знал как Люси и настоящее имя которой было Лия, обратилась с таким вопросом к одному из мужчин.

— Понимаю ровно столько же, сколько и ты. Он сказал, что подчиняется какому-то имаму Шамилю, что вскоре все неверные перемрут, поскольку только этого они и заслуживают. А средство для эффективного уничтожения всех неверных у них якобы существует.

— Это наверняка какое-то бактериологическое средство, — вставил другой мужчина. — Сейчас у них остается только один шаг для того, чтобы сделать всех мусульман неуязвимыми для этого средства.

— То есть, — предположила Лия, речь идет о каком-то антидоте, противоядии, вакцине или прививке.

— Наверное, это так, — согласился первый мужчина по имени Арье. — Впрочем, все эти страсти, относительно бактериологического оружия могут относиться и к области страстно желаемого, но пока что не существующего. Важно другое — он ведь говорил, что их организация установила контроль за разведками всех неверных…

— … Заставив эти разведки работать на себя, — подхватила Лия. — Это больше смахивает на бред, чем на реальность.

— Послушай, Хаддад ведь никогда не был сумасшедшим, и ты не хуже меня это знаешь, — пожал плечами Арье.

***

Двое этих мужчин занимали номер отеля “Шератон” уже в течение нескольких месяцев. Для служащих отеля они были богатыми бездельниками или дельцами с сомнительной репутацией. Но здесь, на Багамах, мало кто интересовался происхождением денег, значение имело только их наличие.

Поэтому когда в номер, занимаемый гражданами США Конноли и Катбертом, проследовала молодая и со вкусом одетая женщина, реакция привыкшего ко всему персонала была более оживленной, чем обычно. Конноли и Катберта никто никогда не посещал. Они пропадали где-то большую часть суток, что давало повод подозревать посещение притонов или считать