После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

Сардал бросил на брата испытующий взгляд. Но нет, в глазах Мурдала не уловил он и тени подозрительности. Говоря о своих принципах, он говорил только о своих принципах, и больше ни о чем.

Не без самодовольства снова отметил Сардал, что, как прячут бензин от огня, так удалось ему скрыть от брата свои мысли.

— Упаси нас аллах от неправды! — лицемерно воскликнул он. — И именно поэтому я должен говорить тебе все, что думаю о твоем Мовсаре. Слушай, Мурдал, не обижайся, но я скажу тебе: он — дерзок и груб, прежде всего, потому, что ты балуешь его, и он видит, что ты всеми силами стараешься его удержать. Я ему сколько раз говорил: уважай, цени, благодари своего отца. Он для тебя все делает. А он только отмахивается, как от мухи. Не думай, что ты добром заставишь его себя полюбить. Я заметил: едва о его родственниках заговоришь, он волком смотрит, словно у него семерых братьев убили. Нет, брат, если уж меня не хочешь слушать, так сам к нему присмотрись, прислушайся не только к тому, что он говорит, но и к тому, как он дышит. Иначе его и не узнаешь. О, он хоть и молод, а не прост!

Сардал отдышался и, видимо решив, что на сегодня хватит, крикнул:

— Эй, жена, дай нам чаю!

Мурдал снова призадумался. Мовсар горяч.

Вошла Сека. Руки ее были в тесте. Она вопросительно взглянула на Сардала.

— Чаю, чаю нам давай! — повторил он, и в голосе его прозвучало раздражение.

— Я ухожу, Сардал, — Мурдал поднялся.

— Прошу тебя, — сказала Сека, — не уходи, пока чаю не выпьешь. У меня чепилгаши сейчас будут, свежие, сочные.

— О, чепилгаши я люблю! — улыбнулся Мурдал, которому было жалко Секу. — Раз так, ничего не поделаешь, придется остаться…

Сека снова исчезла.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

Сардал принялся молча перебирать четки, пальцы его при этом почему-то дрожали, и Мурдалу показалось, что он недоволен своеволием жены, осмелившейся настаивать на том, чтобы он, Мурдал, остался пить чай.

«Вот он, настоящий Сардал! — подумал Мурдал. — А то притворяется ласковым…»

Что же произошло с Сардалом сегодня? Почему он позвал Мурдала и так по-братски, с болью в душе высказал горькие истины?

Мурдал терялся в догадках.

Род, к которому принадлежали Мурдал и Сардал, жил по старинным чеченским обычаям, находясь в постоянной тревоге из-за кровной мести, готовой в любую минуту обрушиться даже на ни в чем не повинного горца.

Отец Мурдала и Сардала — Гада, будучи еще неженатым, облегчал свою жизнь тем, что угрожал, устраивал засады кровникам, вымогая у них откупные через третьих лиц. Чтобы унять его, задумали кровники женить опасного мстителя на девушке из своего рода. Удалось им это не сразу.

Сначала женился Гада на своей двоюродной сестре, но брак этот оказался неудачным: две дочери и сын умерли вскоре после рождения. Только один сын выжил — Мурдал.

Вторая жена, из кровников, спустя девять лет, родила Гаде Сардала.

Таким образом, Мурдал и Сардал, хотя и были сыновьями одного отца, а все же были потомками двух веками враждовавших семей. Две жены лучше ладили между собой, чем их сыновья. Мурдал не мог забыть, как однажды полушутя сказал ему Сардал: «Мы с тобою — и братья и враги». Враги — не враги, но немало неприятностей доставил Мурдалу Сардал.

Почему же сейчас стал он ласков?

На этот вопрос Мурдал ответить не мог.

Пришла Сека. Поставила на стол угощение. Разлила чай.

— Присаживайся, Сека. Вкуснее еда, когда все имеете едят, — сказал Мурдал.

— Спасибо, старший брат, — ответила Сека и ушла на кухню.

* * *

В последнее время поздно возвращался с работы Хамид.

Вот и в этот вечер пришел он усталый, молчаливый. Разделся, переобулся, умылся и сел за стол.

— Что-то ты сегодня совсем заработался, — сказала Сека, подавая ему ужин. — Одиннадцать скоро.

Женщина вздохнула.

Ей так хотелось, чтобы Хамид наконец женился. Ведь, не дождавшись его, старшего, женился и ушел из дому средний, Надир. И даже младший, Ильяс, тоже подумывает о женитьбе. Давно женаты сверстники Хамида. А он сидит и сидит бобылем. «Красавица за меня не выйдет, а уродливая мне не нужна» — так говорят в народе о разборчивых женихах, вроде бы сочувствуя им, а на самом деле порицая.

Спрашивая сына о том, когда же кончится эта сверхурочная работа по вечерам, Сека намекала, что пора бы заняться устройством собственной жизни.

Но Хамид то ли не понимал, то ли не хотел понять, о чем тоскует мать, и отвечал:

— Я ведь уже говорил тебе, что сейчас срочно готовят машины к весеннему севу и комиссия вот-вот приехать должна.

Он произнес эти слова как бы нехотя, и показалось Секе, что чем-то он то ли озабочен, то ли недоволен.

Вошел Сардал. Он, видимо, тоже заметил что-то неладное в настроении сына. Многозначительно кивнул Секе: спроси, что с ним такое.

Сам Сардал настроен был воинственно. Как хозяин дома, он считал себя вправе вмешиваться во все. Его излюбленным присловьем было: «Собаки и домочадцы начинают своевольничать, когда не слышно голоса хозяина». К месту и не к месту, вовремя и не вовремя, по делу и без всякого дела он кричал, ругал всех подряд. Если не к чему было придраться дома, находил предлог для скандала где-либо на улице. Сека знала: Хамид по характеру был так же своенравен, как отец, и раз уж Сардалу что-то не понравилось в поведении сына, стычки не миновать.

Между тем, увидев отца, Хамид отвернулся от него и засопел носом. Ноздри его раздулись.

Сардал сразу это заметил.

— Ты что это свистишь, как паровоз? Гнались за тобой, что ли? — взорвался он.

— Дядя Мурдал у нас был? — обернулся Хамид к матери, словно не слыша вопроса отца.

— Да! Был! — ответил за нее Сардал. — Ну и что? Ты встретил его, э?

Сека хотела налить сыну чая, но Сардал отодвинул ее руку.

— Я сразу понял, что он был здесь, — сказал Хамид. — Чего тебе от него надо? Он чуть не заплакал, когда я с ним заговорил.

— Мне? Надо? Да ты что? — невидящий глаз Сардала заворочался под бельмом, серое лицо побагровело. — Ты думай, что мелешь, и не забывай, с кем разговариваешь!

— Зачем ты лезешь ему в душу? — продолжал Хамид, снова пропустив мимо ушей слова отца. — Какое ты имеешь право упрекать его Мовсаром? Он ведь тебя не учит, как