После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

— Ох, дада! — засмеялся Мовсар. — Тебе бы следователем быть!

— Не смейся, сынок, — сказал Мурдал, сдвигая брови. — Жизнь не так проста.

— Ничего не случится, дада. За что меня убивать? Кому я нужен?

— Кто был человек, которому ты помог?

Мурдал заглянул своим острым взглядом, казалось, в самую душу Мовсара. Но тот только пожал плечами. Он не сказал отцу, что этим человеком был Ильяс, и Мурдал был огорчен и озадачен. Старик ведь и без Мовсара все знал.

Он охотился в тот день на волка и сидел в засаде. Мовсар и другие лыжники дважды промчались мимо него, а на третий раз Ильяс остановил Мовсара неподалеку от того места, где находился Мурдал. Мовсару и в голову не могло прийти, что отец видел это.

Мурдалу очень не хотелось изобличать сына во лжи. Это было не в его правилах. Но как же было не предупредить Мовсара о кознях Сардала? Ведь на лыжне Ильяс повторял выдумки Сардала, и Мурдал слышал это.

— А ты знаешь, кто стрелял? Я!

Мовсар посмотрел на отца широко открытыми глазами.

— Я хотел, чтобы ты обратил внимание на меня, когда человек, с которым ты разговаривал, ушел.

— Как? Ты был рядом? — изумился Мовсар.

— Ну, не рядом, но поблизости… Так что не различил лица этого человека…

— Это был Ильяс! — не выдержал Мовсар.

— Ах вот как! — притворно удивился Мурдал. И улыбнулся. Ему так было необходимо, чтобы Мовсар сам назвал имя Ильяса.

— Ты ходишь к Сардалу? — спросил Мурдал. — Редкий гость бывает желанным…

Старик полузакрыл глаза и затянулся папиросой. Больше ничего не сказал он Мовсару о Сардале. Не счел возможным.

— Ну, а теперь иди, куда шел, — кивнул он сыну.

Но Мовсар оставался на месте. Он обдумывал, как сказать отцу то, что хотел. Наконец решился.

— Не надо ругать Сардала и Ильяса, дада. Они ведь твои родственники: брат и племянник. И лаз проделали в плетне.

Хотя Мурдал и не ругал Сардала и Ильяса, но, услышав слова сына, недовольно покачал головою и только повторил:

— Иди, иди, сынок, не задерживайся!..

Но Мовсара ждала еще одна задержка.

В лазу показалась Сека с большой чашкой в руке.

— Вот мы и опять вместе! — заговорила жена Сардала, влезая во двор Мурдала.

И Сека направилась к веранде, где Зелиха чистила пальто Мовсара.

— Трудно, трудно старшему брату забор обходить, вот мы и проделали эту дыру! Мовсар дома? — обратилась Сека к Зелихе.

— Дома. Уходит сейчас.

— Никуда не уйдет, пока не съест! — решительно заявила Сека. — Я ему горячие баары и галниши[16] принесла. Мужу моему все кажется, что Мовсар ваш всегда голодный, вот он меня и послал. Ешь на здоровье, племянничек! — И она погладила по спине появившегося на веранде Мовсара.

Он готов был уже принять угощение, но тут заметил по лицу Зелихи, что она недовольна словами Секи.

— Нет, нет, я… на работу мне надо… я опоздаю… Спасибо, тетя… когда приду на обед…

И он мигом выскочил за ворота.

А следом за ним неслись сладкие слова Секи, все еще приглашавшей его отведать ее галниши и баары. Вскоре после бегства Мовсара воцарилась во дворе тишина: Сека тоже ушла, оставив чашку со своим угощением.

Невысокая худенькая женщина с довольно приятным лицом, Сека производила на людей, не знавших ее, хорошее впечатление. Она была неплохой матерью для своих сыновей, но так же, как муж ее Сардал, готова была ради их выгоды разводить сплетни и распускать слухи.

Мурдал относился к ней спокойно, незлобиво, но сейчас слова снохи «Мужу моему все кажется, что Мовсар ваш всегда голоден» больно задели его. Впервые ведь появилась после того, как сделан лаз. И то… не поздоровалась даже…

Он вскочил, прошелся по комнате, вышел на веранду, в сад. Гнев вскипал в его груди, гнев на Сардала и его жену, он бормотал:

— Надоели!.. Надоели!.. Так вот всю жизнь!.. Пора кончать все это!.. Лгут… Изворачиваются… Льстят… Потом снова лгут… Оскорбляют!

Зелиха никогда не видела и даже не могла себе представить его таким разгневанным.

Но уж, наверно, обида на Сардала, накапливаемая годами, выплеснулась сейчас наружу. Умные близко расставленные глаза Мурдала гневно сверкали, ноздри его раздувались, смуглое лицо побледнело, руки дрожали.

— Я пойду!.. — бросил он Зелихе и накинул телогрейку.

— Куда? Зачем? Что с тобой? Успокойся! — захлопотала вокруг него не на шутку встревоженная Зелиха.

— Никуда! Просто пройтись хочу, и ничего со мной не случилось. Оставь меня! — сказал Мурдал и вышел во двор.

Спустя несколько минут Зелиха услышала визжание пилы и удары молотка. Женщина выглянула в окно и увидела, что Мурдал заделывает лаз в плетне, только недавно проделанный Хамидом.

Она побежала к нему и принялась упрашивать его отказаться от этой затеи. Но он был неумолим.

Сека первой из домочадцев Сардала увидела, что делает Мурдал, и тут же сказала об этом мужу.

Сардал вышел на крыльцо и, стоя под навесом, молча смотрел на брата.

Зелиха заметила это и всячески упрашивала мужа не заделывать лаз во избежание соседских кривотолков.

Весь аул знал, что всю жизнь был для нее Мурдал самым дорогим сокровищем и что она готова было сгореть в огне, лишь бы только отвести удар от него.

Но тут Сардал закричал:

— Послушай, брат! Язык той самой Зелихи, которая сейчас заставляет тебя заколотить лаз, заставил меня раньше поставить этот плетень.

Он повернулся и ушел в дом.

— У него для лжи девять языков, — сказала Зелиха. — Но его языки его и сразят! Идем чай пить.

— Идем, жена. Ты права: не выйдет, как ему хочется, не выйдет.

Казалось, все успокоилось.

Но Мурдал неожиданно подошел к плетню и проговорил резко и требовательно:

— Сардал! Скажи ему, Сека, что я зову его.

Сека, стоявшая на веранде, скрылась в дверном проеме.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Мовсар торопился на работу, шел, как всегда, быстро, а мысли, медленно сменяя друг друга, вращались вокруг одного и того же: Мурдал стал задумчивым, Зелиха — растерянной, Сардал без конца делает туманные намеки, Ильяс повторяет их в другой форме, Хамид говорит что-то опровергающее и Сардала и Ильяса… Путаница… Трудно что-либо понять, ясно только, что он, Мовсар, неожиданно для себя оказался в центре каких-то споров между родственниками.

— Мовсар, ты ли это? Я еще никогда не видела тебя таким. Ты что нос повесил?

Мовсар поднял голову и увидел Элису. Она стояла посреди