После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

— Изновра!

— Азиза!

— Гафура!

— Дмитрия Степановича!

Изновр аккуратно записывал каждое имя на бумагу.

— Мовсара! — крикнул кто-то, и все рассмеялись.

Мовсар готов был провалиться сквозь землю. Однако Изновр записал и его.

— Есть предложение подвести черту, — сказал он.

— Давай, подводи!

— Перехожу к голосованию…

В президиум были выбраны все названные, в том числе и Мовсар. Но он остался сидеть на своем месте, и Изновр не стал настаивать, чтобы он сел за стол.

— Слово для доклада, — торжественно (и как показалось Мовсару — нагло) произнес Изновр, — имеет начальник ОТК Мустафаев.

Толстый начальник подошел к столу, воткнул вытянутые пальцы в стол, затем, как бы спохватившись, вытащил из кармана платок и тщательно отер лысину. Только после этого он сказал: «Товарищи!» — и оглядел всех присутствующих.

Минут пять говорил он о месте мастерских в общей сети предприятий Чечено-Ингушской АССР, о задачах, которые, поставлены перед токарями и плотниками аула. Затем как-то сразу, без перехода, который у него, видно, не получился, напал на Мовсара:

— Дорогие товарищи! Вы, может быть, уже знаете, что вся послеобеденная продукция токаря Мовсара — брак. Неисправимо испорчена втулка. Мовсар почему-то не сменил сверло при переходе на детали, подлежащие перовому сверлению.

— Почему же ты, Мовсар, не сменил? — спросил кто-то.

— Сам не знаю… — глухо ответил он.

Хотя вопрос был вполне доброжелательным, ему вдруг показалось, что на него смотрят, как на обвиняемого.

Теперь он больше ничего не слышал и не видел. Все выступления и реплики как бы проходили мимо него.

Между тем мнения разделились. Но защищавших Мовсара было меньшинство: мастер Дмитрий Степанович и еще несколько человек. Остальные критиковали. И довольно резко, требуя, чтобы он и другие токари не сбивались больше на брак. Если бы Мовсар внимательно слушал, он понял бы, что поругивают его незлобиво, желая ему добра.

Но не таков был Мовсар. Решив в какой-то момент, что его подвергли несправедливому осуждению и что на него отныне будут смотреть снисходительно и насмешливо, он думал только об одном: скорее бы кончилось это несправедливое и жестокое судилище.

Масла в огонь подлили те выступавшие, которые обращались непосредственно к нему, заставляя его каждый раз вздрагивать и включаться в ход собрания.

Вспомнился неожиданно Сардал, его совет бросить работу. Как ни странно, это помогло Мовсару овладеть собой: «Сардал, вот кто прав!..»

— Разрешите мне, — услышал он словно сквозь сон.

Это взял слово Изновр.

Мовсар, сидевший все время с низко опущенной головой, встрепенулся, выпрямился и испытующе посмотрел на Изновра: как-никак, а Изновр — жених Элисы. Пусть там, в цеху, он что-то говорил против Мовсара, но здесь, на собрании…

— Мовсар знает, что мы все его уважаем и даже любим, — начал Изновр, и голос его прозвучал мягко, — но говорить с ним надо не ласково и не заботясь о дружеских отношениях, которые из-за этого могут быть испорчены… Никакого покрывательства, товарищи! То, что он сегодня совершил, непростительно, товарищи, я со всей прямотой скажу, что это — чрезвычайное происшествие.

Мовсар вздрогнул.

— И единственно правильное решение, которое мы должны принять, решение, за которое как честный человек должен поблагодарить и сам Мовсар, — это удержание из его зарплаты той суммы, на которую он нанес ущерб государству своим браком. Отстранять его от работы, я думаю, не следует. Пусть поберегут свои карманы и другие бракоделы. А то они думают о своем больше, чем о народном…

— А ты никогда не работаешь на мусор? — выкрикнул Хамид.

— Не обо мне речь. Я такой же, как все. И в случае чего готов расплатиться за свою ошибку.

— Ишь ты, красиво говоришь!

— Это мое мнение, — сказал Изновр. — Пожалуйста, предложите что-то другое. Давайте обсудим все предложения.

— Есть еще предложения? — спросил начальник ОТК. — Тихо, товарищи. Нет других предложений? Значит, нет. Тогда давайте проголосуем, и все станет ясно. Кто за предложение Изновра, прошу поднять руки.

Голоса разделились. И все же большинство проголосовало за то, что предложил Изновр.

Мовсар бросил на него ненавидящий взгляд: «Ну, берегись, предатель!..»

— Пусть не обижается на нас товарищ Мовсар, — сказал Мустафаев. — Уже идет вторая неделя уборки пшеницы на нашем берегу Аргуна. Механизаторы ждут от нас машин, на которые можно положиться. Их представители сегодня здесь, на нашем собрании…

Все обернулись и посмотрели на двух загорелых мужчин, сидевших в заднем ряду.

— Мы поговорим об этом случае у себя, — сказал один из них.

«Вот что наделал Изновр! Позор на весь аул! Теперь меня не будут считать человеком!» — пронеслось в голове Мовсара.

Когда собрание кончилось, он вышел на улицу, ни на кого не глядя.

«Сейчас, наверно, найдутся сочувствующие… Сейчас они не нужны… Были бы настоящими друзьями, выступили бы на собрании и защитили меня… А то все прямо так и накинулись… Неужели я так серьезно виноват?.. Нет, дело не во мне, а в Изновре… Изновр, жених Элисы!.. Ну, ладно, ты — инспектор ОТК, ты проверяешь продукцию. Ну и проверяй, бракуй, если надо. Но зачем поднимать такой шум? Прокурор! Молодой, а уже такой негодяй. Ну, ничего, он еще пожалеет об этом!..»

* * *

После этого собрания Мовсар стал ходить на работу другой дорогой, чтобы не встречаться с товарищами, которые могли бы начать всякие расспросы.

Однажды, идя окольным путем, по безлюдной и пустынной улице, он увидел Элису.

— Здравствуй, Мовсар, ты что тут делаешь? — она подошла к нему со стопкой книг в руках.

— Да так… — пробормотал Мовсар. — А как там Нуха? Нет писем от него?

Он взял у Элисы книги и принялся их рассматривать.

— Ага… Симонов — «Живые и мертвые», Мамакаев — «Мюрид революции», Толстой — «Воскресение». Хорошие книги…

Элиса, улыбаясь, смотрела на него. По тому, как Мовсар произносил названия книг, она поняла, что он их не читал.

— От Нухи писем не было?

— А почему ты спрашиваешь?

— Если бы он был здесь, мне было бы легче…

— Ты о чем? — Элиса посмотрела на него внимательно.

— Мне надо с тобой поговорить, понимаешь… А я не умею… Был бы Нуха…

— Его, пожалуй, долго ждать придется. Давай, говори.

Протарахтела полуторка, обдав Мовсара и Элису густой пылью.

— У, как рычит… — сказал Мовсар, словно хотел свалить на машину свою нерешительность.

— Да, говори же, говори! — Элиса нетерпеливо мотнула головой.

— Ну, ладно, скажу, Элиса, ты помнишь, вскоре после собрания я был у тебя в библиотеке и просил сказать ему все, что я о нем думаю. Помнишь? Говорила?

— Я намекала как могла… — она смутилась и отвернулась.

— Намекала?

— Ну да.

— Он такой… Ему ничего не