После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

чтобы мой единственный племянник попал впросак?! Э, Мовсар, плохо ты обо мне думаешь! Мой единственный глаз видит даже издали. Я уж давно заметил, что ты идешь, нос повесив. — Здесь Сардал придал своему лицу серьезное выражение, вытащил из кармана носовой платок и отер им свой единственный глаз, не сводя взгляда с Мовсара. — На работу? Торопишься? А, тебе к половине девятого! Ну, тогда время есть. Расскажи, как там дома дела? Все по-старому? Эх, чужому не сказал бы, а тебе скажу от души: жалко мне тебя, парень. Люблю тебя, понимаешь, вот и переживаю. Ведь пропадаешь ты ни за понюх табаку. Ну, зачем тебе в молодые годы так надрываться? Ты ведь в детстве еще корешков наглодался. Не-эт, ты посмотри на себя, джигит, да и только! Разве такой тебе нужен отец, как мой брат? Молод ты, красив, вот бы теперь и пожить, э? У брата моего, знаешь, какие богатства припрятаны! А он тебя из кожи вон лезть заставляет. Будто без твоих копеек не проживет. Вот что жадность с человеком делает! Сколько раз я ему говорил: «Не мучай Мовсара, пока он еще не окреп, пока не женат. Он ведь мальчишка еще, если честно говорить, а не мужчина». А он свое: «Клянусь, работать будет, пока холку не перетрет. Волчонок он, сын волка, и иначе из него никак человека не сделаешь». Веришь, у меня прямо сердце кровью обливается, а ему хоть бы что. Железный человек, сердце — каменное. Для чего только сироту брал, если накормить жалко, э?

У Мовсара закружилась голова. Он задрожал, глаза его блеснули сталью.

— Он… отец так говорил?

— А почему бы и нет? Он ведь когда-то в ГПУ работал. Строг он и суров, сказал — отрезал. Заходи, поговорим…

И Сардал первым прервал разговор, чтобы Мовсар не догадался, что он специально дожидался его около мастерских.

Махнув рукою, сгорбившись, он пошел своей дорогой.

Уходя, уносил одноглазый хитрец в темной душе своей радость: его стрела не только попала в цель, но пронзила сердце Мовсара.

Он шел, не оглядываясь, чтобы не выдать себя.

Но мысли его опять-таки были о Мовсаре. Собственно говоря, последние месяцы он больше ни о ком не думал, стараясь воспользоваться любой возможностью, чтобы опорочить Мовсара. После того как ничего не дала его поездка в аул, где Мовсар родился, он ловил каждого, кто оттуда приезжал.

Однажды в автобусе познакомился с двумя земляками Мовсара.

— Скажи, кунак, — вежливо улыбаясь и подмигивая единственным глазом, обратился он к одному из них, высокому рыжеволосому человеку, показавшемуся ему более разговорчивым, чем его спутник, — не слышал ли ты о Мовсаре? Он вроде бы из вашего аула. Брат мой бездетный к себе его взял.

— А отца Мовсара как звали?

— Если бы я знал… От него самого ничего не добьешься.

— Мовсар… Мовсар… — задумался рыжий. — Постой, постой… Кажется, что-то вспоминаю… А тебе зачем? — неожиданно прищурился он.

— Как так зачем? У брата моего живет. Должны мы знать, кто он, или не должны?.. — Сардал почесал лоб, придумывая, какую еще вескую причину можно придумать. — И… это… к тому же, жениться собирается. А какая же свадьба без родственников жениха?!

— Был у нас один Мовсар, был… Да не знаю, тот ли… Мальчишка совсем…

— Ну, ну! Он и есть! Так что?

— Не могу сказать, — ухмыльнулся рыжий. — Не знаю.

— Брось хитрить, говори! — обиделся Сардал.

— А зачем?

— Опять зачем! — Сардала даже пот прошиб. — Сказал же я!

— А я не знаю. Знал бы, разве жалко сказать?

— Так вспомнил ведь!..

— Вспомнил, ха! Мало ли Мовсаров в нашем ауле! Наверно, и у вас пяток, а то и десяток найдется.

— Брось, Керим! — заговорил до сих пор молчавший черноусый спутник рыжего. — Человек спрашивает, значит, знать хочет, а раз знать хочет, значит, надо ему.

— Так я не знаю, — отвечал рыжий, пряча улыбку.

— А я знаю, — сказал черноусый.

— Что знаешь? — выдохнул Сардал.

— Мовсара-сироту.

— Слушай, послушай, расскажи, пожалуйста, человек хороший, пожалуйста, расскажи! — затараторил Сардал, вращая единственным глазом.

— Что там рассказывать. Я с его отцом на фронте был, в одной части служили, в одном полку.

— Правда? — Сардал вспотел от напряжения.

— Да.

— А правда, что его судил трибунал?

— Трибунал? Чепуха! За что его судить было: воевал он честно, в бою и погиб, — ответил черноусый и с удивлением посмотрел на Сардала, задавшего такой вопрос. — И откуда только слухи такие?

Сардал схватился за живот, словно его ударили.

— Кто-то говорил… И Мовсар сам, когда об его отце вспоминают или спрашивают, чей он сын, сразу краснеет, теряется. — Сардал пытался как-то оправдать свою собственную выдумку. — А может быть, это другой Мовсар? — спросил он, все еще надеясь на что-то.

— Другой? Нет, у нас один такой сирота во всем ауле. Мы слышали, что его взял к себе кто-то из ваших.

…Вечером того же дня Сардал говорил Мурдалу:

— Слышал я, что отец Мовсара во время войны натворил что-то такое… трибунал его судил…

— Не знаю, кто был его отец, — перебил брата Мурдал, — но, что бы там злые языки ни говорили, а я, клянусь, сделаю из него человека!

«…Волчонок, сын волка…» Эти слова стучали в виски, возмущению Мовсара не было конца. Откуда он знает, что отец «волк», если я сам этого не знаю? Зачем оскорбляет меня? В самом деле, зачем было брать меня к себе, а потом так ругать?

Слова Сардала тяжкими каменьями упали в душу Мовсара. Не хотелось верить, но Сардал убедил: Мурдал, которого Мовсар почитал и любил, как отца, — человек злой и коварный.

Молодость, молодость! Она так легковерна…

Мурдал и Зелиха были первой незамутненной любовью Мовсара. И вдруг — удар. Предательский, жестокий, беспощадный.

И только подойдя совсем близко к мастерским, немного оправился Мовсар от груза обиды, давившего сердце.

Гудение станков, веселый шум во дворе, бойкий ритм трудового утра немного отвлекли его от неприятных мыслей.

Люди, их голоса, их беззаботность среди множества забот, люди, которых еще вчера, до того, как нагрянула беда, ты и не замечал, сейчас тебе нужнее воздуха, потому что даже самим присутствием своим способны исцелить твой духовный недуг.

Вот что такое люди. Общайся с людьми, уважай их, люби, живи их печалями и радостями, и они обогреют тебя, выведут на дорогу из любого лабиринта жизни. Если хочешь иметь друзей, будь другом. Кто ищет друга без недостатков, остается без друзей — по той простой причине, что нет на земле человека, у которого не было бы слабостей. Люди — это люди…

Люди. Они, а не кто-нибудь другой, строят