Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

на периферии взгляда, лишь отблеск знакомого силуэта среди множества других, но затем её сознание выхватило его, заострило внимание, будто мир, в котором всё подчинялось похоти и удовольствию, вдруг расступился, обнажив нечто чужеродное, инородное, но от этого не менее реальное. Дмитрий стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Однако что—то в нём было иначе, едва уловимая напряжённость, слишком осознанный взгляд, который на мгновение задержался на ней, прежде чем снова исчезнуть в потоке привычной покорности.

Он стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Его поза не выдавала ничего, выражение лица было безмятежным, движения неторопливыми, такими же, как у всех, кто давно перестал сопротивляться Лифтаскару. Но Лиза видела. Его взгляд, скрытый от остальных, но раскрытый перед ней, выдавал его с головой.

Эти глаза были наполнены ложью, отражая не покорность, а скрытую тревогу, которую он пытался замаскировать под безразличие. В его взгляде не было той туманной покорности, что застилала лица других, только затаённое осознание, прячущаяся за внешним спокойствием борьба.

Тепло пробежало по её позвоночнику, пронзило кожу, наполнило тело острой, холодной дрожью. Её пальцы сжались, дыхание сбилось, и в этот момент реальность вокруг треснула, разорвавшись на два слоя – Лифтаскар, обволакивающий её, влекущий, затягивающий в свои бесконечные волны удовольствия, и то, что было раньше.

Воспоминание вспыхнуло, охватывая сознание, пробивая плотную завесу новой реальности. Она чувствовала, как сквозь тёмные, насыщенные краски Лифтаскара проступают другие очертания. Москва… Город, запахи которого ещё недавно казались ей привычными, а теперь всплывали в памяти как тени прошлого. Она видела свою квартиру: мягкий свет ночника, отражённый в стекле окна, лёгкий скрип паркета под ногами. Это воспоминание настойчиво пробивалось сквозь тёмные, насыщенные краски Лифтаскара, словно пытаясь вернуть её в прежнюю реальность. Запах её квартиры – что—то тёплое, пряное, немного горькое, аромат кофе, впитавшийся в стены. Лёгкий скрип паркета под ногами, полумрак, мягкий свет ночника, отражённый в стекле окна. Кто—то сидит напротив, изучает её, ждёт, когда она заговорит.

Виталий сидел напротив, его взгляд был пристальным, изучающим, полным сосредоточенности, в которой не было ни осуждения, ни жалости. Варвара откинулась на спинку кресла, её губы сжаты, пальцы легко касались края стола, словно она выжидала, давая Лизе самой добраться до нужных воспоминаний. Дмитрий стоял чуть поодаль, в тени, но его присутствие ощущалось явственно – молчаливый наблюдатель, который видел больше, чем говорил.

Она не сразу вспомнила, о чём был разговор, но чувствовала в груди то же напряжение, что и сейчас, ощущала их взгляды, пронзающие её насквозь, в которых нет ни осуждения, ни жалости, только интерес и выжидание. Варвара чуть склонила голову набок, оценивая её, её тонкие пальцы коснулись края стола, но голос оставался ровным:

– Вы точно не помните?

– Ничего? Даже малейшие детали? – Виталий говорил спокойно, но в его голосе было что—то твёрдое, что—то, что нельзя было проигнорировать.

Клиника. О чём они тогда говорили? Она чувствовала, как что—то колеблется в сознании, расплывается, снова ускользает, но воспоминание Дмитрия – его лицо, его взгляд – вспыхивало особенно резко. Он был там, в комнате, но не сидел рядом, наблюдал. Стоял в тени, молчал. Тогда он не показался ей важным.

Но теперь…

Лиза сделала шаг назад, но ноги вдруг потеряли опору, как будто пол под ней на мгновение исчезает. Грудь сдавило, руки похолодели, хотя воздух вокруг был раскалён, насыщен испарениями желаний, стонами, касаниями, но всё это теперь казалось далёким, словно её вытолкнули за пределы того, что ещё секунду назад было её реальностью. Её сознание боролось, хотело схватиться за нити прошлого, но Лифтаскар уже проник в неё, пропитал каждую клетку, и память, едва успев раскрыться, снова начинает закрываться.

Но теперь она понимала это с пугающей ясностью. Дмитрий отличался от остальных, не был одним из тех, кто утонул в наслаждении Лифтаскара, кто подчинился его законам без остатка. В его глазах ещё тлело осознание, скрытое, спрятанное под покорной маской, но достаточно яркое, чтобы Лиза его заметила. Он был здесь, он оставался собой. А если так, значит, её сомнения были оправданы. Она не одна, она всё ещё способна видеть ложь сквозь плотную завесу этого мира, а значит, не до конца принадлежит ему.

Через несколько дней, Лиза сидела на широкой террасе дворца, где воздух был пропитан влажным жаром, наполненным густыми ароматами, от которых кружилась голова. Лифтаскар всё глубже прорастал в её сознании, заволакивал её, поглощал, но внутри, в самой глубине её разума, ещё оставалась тень сопротивления. Она не всегда осознавала её, не всегда могла ухватиться за неё, но порой она всплывала – лёгким тревожным ощущением, мгновенным проблеском памяти, неясной догадкой, что всё это ещё не до конца её мир.

Она лениво провела ладонью по бокалу, наполненному тёмной, пряной жидкостью, но едва ли чувствовала вкус, когда поднесла его к губам. Её мысли всё ещё возвращались к тому мужчине, которого она увидела на улице. Дмитрий. Он был здесь, в Лифтаскаре, и она видела – он не был таким, как все. Но почему? Что с ним произошло? Как он оказался здесь?

В этот момент её внимание привлекли два голоса. Они звучали тихо, но в этом голосе было нечто властное, обволакивающее, тёмное. Лиза не повернула головы, но чуть склонилась ближе к краю колонны, за которой находилась.

– Этот человек… Дмитрий. Он полностью принял Лифтаскар.

Голос был низким, раскатистым, но в нём скользила тень сомнения, словно произнесённые слова были не до конца убеждением, а скорее попыткой убедить саму себя.

– Ты уверена? – второй голос был мягче, чуть певучий, но в нём прозвучала лёгкая усмешка. – Я тоже так думала. Он живёт среди них, дышит их воздухом, принимает всё так, как и должно быть. И всё же…

– Что "и всё же"? – первая демоница нетерпеливо вздохнула.

– В его глазах… – её собеседница замялась, словно подбирая нужные слова. – Я видела это. Он делает всё, что должен. Покорность, принятие, он даже смеётся так же, как они, но его взгляд… он не такой, как у других. В нём нет того угасания. Нет того блаженного забвения, что приходит к тем, кто окончательно принял этот мир.

– Ты видишь то, чего нет, – в голосе первой демоницы проскользнуло раздражение. – Все, кто остаются здесь, рано или поздно теряют себя. Ты знаешь это.

– Да, знаю. Но не могу избавиться от ощущения, что он сохраняет что—то… глубже.

– Это невозможно.

– Но если возможно?

В наступившей