Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

ней, его силуэт казался привычным, но чужим, тёмной тенью, вырезанной на фоне мягкого, багряного света, струящегося из глубины дома. Их взгляды встретились, и в этот миг в груди Лизы что—то сжалось – ощущение, похожее на лёгкий спазм, мгновение узнавания, тревожное, но неотвратимое. Он смотрел на неё молча, будто пытался проникнуть в её мысли, будто знал, что она придёт. Она хотела сказать что—то, но слова застыли в горле: слишком много эмоций, слишком мало уверенности. Она не знала, что скажет ему, не знала, зачем пришла, но чувствовала, что не уйдёт. Уже не сможет.

Глава 24

Дмитрий внимательно всматривался в лицо Пятакова, стараясь уловить в нем знакомые черты, пробивающиеся сквозь перемены, наложенные этим местом. Тот выглядел свежо, даже моложе, чем в реальности. Глубокие носогубные складки разгладились, кожа приобрела здоровый оттенок, а в глазах больше не было следов усталости. Однако что—то в нем чувствовалось не так, как прежде. Эта улыбка – слишком спокойная, слишком самодовольная. В ней не было ни растерянности, ни ощущения утраты, ни даже попытки осознать своё положение. Скорее, наоборот: он будто бы уже давно принял эту реальность, обжился в ней и теперь испытывал искреннее удовлетворение.

Пятаков оглянулся через плечо, затем снова перевел взгляд на Дмитрия, будто ждал от него правильной реакции. Его поза выражала расслабленную уверенность, свойственную человеку, который уже разобрался в устройстве нового мира и сумел вписаться в его правила.

– Здесь гораздо честнее, чем у вас, – продолжил он после небольшой паузы. – У нас ведь всё завязано на иллюзиях. На масках. На красивых словах, которыми прикрывают простую жажду власти. Здесь никто не притворяется. Здесь всё… естественно. Честно.

Он говорил размеренно, не торопясь, словно смакуя каждую мысль. Голос его звучал спокойно, но за этой размеренностью угадывалась тень иного восприятия – глубинного, пропитанного новой философией. Дмитрий слушал, не перебивая. Он не пытался опровергнуть его слова, не делал резких движений, не позволял выражению лица выдавать внутренних сомнений. Ему нужно было понять, насколько глубоко Пятаков погрузился в этот мир и есть ли у него хотя бы слабый проблеск желания вернуться назад.

Пятаков чуть склонил голову набок, внимательно вглядываясь в лицо Дмитрия.

– Не так уж трудно привыкнуть, – задумчиво продолжил он. – Сначала кажется, что всё это – какой—то кошмар, абсурд. Что нельзя вот так просто отказаться от старой жизни и принять новую. Но знаешь, что самое удивительное? В какой—то момент ты понимаешь, что сопротивляться – бессмысленно. Ты перестаёшь искать выход, перестаёшь думать, что кто—то придёт за тобой. И тогда всё становится проще. Намного проще.

Дмитрий хранил молчание. Он видел перед собой не пленника, не жертву обстоятельств. Пятаков не просто принял этот мир – он подчинился ему осознанно, с удовольствием, добровольно, не испытывая ни капли сожаления. И именно это пугало больше всего.

Пятаков чуть подался вперёд, будто хотел быть ближе к собеседнику.

– Думаешь, это ловушка? – усмехнулся он. – Глупости. Это шанс. Чистый, настоящий шанс. Здесь нет прошлого. Нет оков. Всё, что сдерживало тебя там, в том мире, – не более чем тени, давно растаявшие в этой реальности.

Он сделал паузу, словно наслаждаясь сказанным. Дмитрий не ответил, но в его взгляде не было ни одобрения, ни открытого несогласия. Он не мог позволить себе эмоций. Нужно было наблюдать, слушать, вникать – не столько в слова, сколько в подтекст.

Пятаков слегка откинулся назад, скрестил руки на груди и медленно вздохнул.

– Если бы ты знал, как здесь всё устроено… – его голос стал мягче, чуть тише, почти доверительным. – Ты бы уже перестал сопротивляться.

Он говорил так, будто пытался убедить Дмитрия не в правоте своих слов, а в собственной свободе. Как будто ему действительно хотелось, чтобы тот понял, принял, разделил его восприятие.

Дмитрий перевёл взгляд на огни, мерцающие в густом сумраке Лифтаскара. Эти фонари не давали тепла, их свет был чуждым, искусственным, похожим на отблески далёких звёзд, неспособных рассеять мрак. Они очерчивали город, заполняя его краски призрачным сиянием, создавая иллюзию жизни, подчинённой неведомому ритму.

– И кто же установил эти правила? – наконец спросил он.

Пятаков усмехнулся.

– Сам мир. Здесь всё основано на естественном порядке вещей. На желаниях. На потребностях. Здесь ты либо принимаешь свою природу, либо исчезаешь. Это честно.

Дмитрий слушал его, ощущая, как в нём самом нарастает странное беспокойство. Слишком правильные слова, слишком уверенный тон. Так говорит человек, который окончательно растворился в новой реальности, который не просто подчинился, а стал её частью.

Но тогда зачем он так настойчиво пытался убедить в этом Дмитрия?

Пятаков внимательно изучал его, словно взвешивал на невидимых весах его реакции, оценивая, насколько далеко тот готов зайти в этом разговоре. Его глаза сверкали в полумраке Лифтаскара холодным, но не лишённым одушевления блеском. Он явно наслаждался своим положением, чувствовал себя здесь хозяином. Словно этот мир, который казался оперативнику чуждым, для него стал естественной средой обитания.

– Ну же, не стой на месте, – Пятаков с лёгкой усмешкой сделал приглашающий жест. – Спустись вниз, зайди ко мне. Мы же не собираемся переговариваться с балконов, словно какие—то аристократы из старых романов.

Дмитрий без лишних слов развернулся, спустился по извилистому мосту, пересёк двор и шагнул в массивные двери, ведущие в покои Пятакова. Первое, что бросилось в глаза, – это обстановка. В отличие от других помещений Лифтаскара, пропитанных аляповатой роскошью, дворец Пятакова напоминал скорее кабинет высокопоставленного государственного деятеля. Тяжёлые шторы, скрывающие пейзаж за окном, массивный письменный стол, идеально расставленные книги в витринах. Всё здесь говорило о порядке, чётко организованной системе, где каждая деталь – на своём месте.

Дмитрий провёл взглядом по стенам, на которых висели карты и схемы, но они явно изображали не земные территории. В углу стояла огромная ваза, выполненная из какого—то чёрного, почти живого материала, медленно пульсирующего тусклым свечением. В воздухе витал терпкий аромат, напоминающий смесь ладана и свежесрезанных трав. В этом помещении не чувствовалась чужеродность, столь свойственная остальному Лифтаскару. Здесь пахло властью.

– Садись, – предложил Пятаков, указывая на кресло перед своим столом. – Ты ведь не пришёл, чтобы просто полюбоваться обстановкой?

Дмитрий сел, стараясь сохранять расслабленный вид, но его мысли лихорадочно анализировали каждую деталь происходящего. Он не знал, насколько глубоко Пятаков погряз в этом мире, но всё в его поведении говорило о том, что он не собирался искать путь назад. Это было сознательное решение.

– Надо признать, ты быстро освоился, – Дмитрий посмотрел прямо на него, слегка наклонив голову, словно изучая. – Не скажу, что ожидал увидеть