Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

сплетённых из чёрного металла. Их холодное пламя отбрасывало бледные отсветы на гладкий, словно зеркальный, пол из мрамора, в котором отражались очертания собравшихся. Воздух был насыщен терпкими благовониями, чей аромат подмешивался к чему—то неуловимо сладкому, вызывая лёгкое головокружение. Всё в этом месте кричало о власти и подчинении, о наслаждении, возведённом в ранг культа.

Атмосфера была насыщен чем—то невидимым, густым, плотным, словно стены этого места пропитались энергией сотен желаний, спрессованных временем и подчинённых одной воле. Свет множества свечей мерцал под куполом, заливая зал колеблющимися бликами, искажая очертания фигур, придавая им зыбкость, будто они колебались на грани между реальностью и тенью. Пространство жило своим ритмом – медленным, гипнотическим, чуждым всему земному. Это был Лифтаскар. И его дыхание уже пронизывало каждую жилку, каждую мысль, каждую секунду происходящего.

В центре, среди этого чудовищного великолепия, на троне—кровати лежала Лиза. Она не помнила, когда оказалась здесь, как встала на этот путь, но теперь это не имело значения. Она чувствовала его, этот мир. Он говорил с ней не словами, не образами – ощущениями, растекавшимися по телу медленной волной жара, подкатывающей изнутри и парализующей волю. Она не могла бороться с этим, не могла даже захотеть бороться. Лифтаскар не требовал согласия. Он просто проникал внутрь, не оставляя выбора.

Каждое дыхание отдавалось внизу, в толпе. Гулкое, наполненное чем—то животным, но лишённое слов. Дмитрий чувствовал, как этот зал вибрирует от напряжённого предвкушения. Здесь не кричали, не хлопали в ладоши, не издавали ни единого лишнего звука, но это молчание было страшнее любого крика. Оно было наполнено ощущением полной поглощённости процессом, безграничного слияния с ритуалом, который вот—вот начнётся.

Лиза чувствовала их. Чувствовала, как сотни глаз прожигают её, как их мысли и желания прикасаются к ней, даже не имея формы. Она не видела этих людей, но знала, что каждый из них думает о ней. Это было настолько очевидно, настолько пронизывающе, что казалось, будто их присутствие становится частью её собственной кожи. Они были повсюду. Они были внутри.

Её дыхание сбилось, она сама не заметила, когда это произошло. Ритм воздуха, заполняющего лёгкие, стал тяжелее, глубже. Как будто тело вдруг перестало принадлежать ей одной. Как будто ей передали что—то, что невозможно отринуть. Она не могла вспомнить, когда в последний раз её желания были её собственными. Лифтаскар не отбирал разум, не давил на сознание – он растворял его, заполняя своей волей, заставляя принять происходящее как нечто естественное.

Её тело уже не принадлежало ей. Оно принадлежало залу. Оно принадлежало тем, кто ждал. Тем, кто уже чувствовал, что вот—вот станет частью этой церемонии.

Пятаков, стоявший рядом с троном, наблюдал за ней с выражением удовлетворённого ожидания. Ему не нужно было что—то говорить, не нужно было что—то объяснять. Он уже прошёл этот путь, уже стал частью Лифтаскара. Он не сопротивлялся, потому что сопротивление здесь не имело смысла.

Дмитрий, напротив, ощущал, как реальность ускользает. Он чувствовал, что магия этого места медленно разрушает его волю, подталкивая к тому, что казалось неизбежным. Но он знал: если позволит себе потерять контроль, Лиза исчезнет. Исчезнет не физически, не просто как человек – исчезнет как личность, как та, кем была раньше.

Толпа замерла, застыв в предвкушении. Пространство, казалось, дрожало от напряжения. Это было не ожидание – это была необходимость. Их дыхание сливалось в одно, становилось частью ритуала.

Лиза закрыла глаза, и Лифтаскар вдохнул её.

Зал оставался погружённым в вязкое молчание, наполненное тягучим напряжением, которое, казалось, можно было потрогать. Воздух колебался от тепла тел, от неспешного, но синхронного дыхания, сливавшегося в ритмичный звук, создающий иллюзию единого организма. В центре этой атмосферы, источником и объектом всего происходящего, оставалась Лиза. Она лежала, чувствуя, как её тело стало эпицентром чьей—то чужой воли, как она медленно растворяется в чужом ожидании, в навязанной ей роли. Влажный блеск кожи, туман в сознании, ощущения, которые не принадлежали ей одной – всё это поднималось в ней волнами, то затухая, то охватывая её с новой силой.

На противоположном конце зала, возвышаясь над толпой, стояла Верховная демоница Лифтаскара. Её фигура казалась почти неподвижной, но во всём её облике чувствовалась напряжённая грация, что—то хищное, затаившееся, готовое в нужный момент сорваться в движение. Её взгляд скользил по собравшимся, словно она проверяла, насколько далеко они уже отданы ритуалу, насколько растворились в происходящем. Когда она заговорила, её голос прозвучал низко, ровно, но в нём вибрировала сила, не терпящая возражений.

– Владычица пробудилась.

Она не выкрикивала слова, но они разнеслись по залу, будто волна, всколыхнувшая каждого. Толпа дышала, реагируя на её голос, но никто не двигался. Всё происходило медленно, размеренно, с тем особым торжеством, что возникает лишь там, где ритуал заменяет собой суть существования.

– Её плоть принадлежит острову, её дух – нам, её желание – тому, что теперь станет её единственным предназначением.

Демоница сделала едва заметный жест, и свет факелов, казалось, изменился, стал мягче, глубже, приобрёл оттенок томительного сумрака. Она продолжала говорить, обращаясь не к толпе в целом, а к каждому из присутствующих, проникая в их сознание, подчиняя их своему голосу.

– Лифтаскар принимает свою владычицу. Лифтаскар будет насыщаться ею. Лифтаскар возьмёт то, что ему предназначено.

Её рука медленно поднялась, и в этом движении была бесконечная властность. В этот момент Лиза почувствовала, как воздух вокруг неё уплотнился, как будто пространство самого зала собралось в точку, сосредоточившись на ней. Она не могла сопротивляться – даже мысль о сопротивлении казалась ненужной. Тепло, проникающее в каждую клетку тела, становилось всё ощутимее, заполняя её до краёв. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя собой. Лифтаскар дышал через неё, говорил с ней не словами, а ощущениями, и эти ощущения были сильнее всего, что когда—либо с ней происходило.

Толпа не издавала ни звука, но Лиза знала – они ждали. Они не смотрели на неё как на человека, как на личность. Для них она была новым источником, воплощением ритуала, смыслом их существования в этом мире. Верховная демоница опустила руку, и это стало знаком.

Первый из подданных вышел вперёд. Он двигался медленно, пластично, с грацией, в которой не было ни порыва, ни желания, а лишь точное исполнение предназначенного. Подойдя к ложу, он склонился, его рука скользнула по коже Лизы, почти невесомо, но от этого прикосновения по ней прошла горячая волна. Она не могла понять, что именно происходило, но каждая клетка тела реагировала на это приближение так, будто её обучали этому всю жизнь.

Его