Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

отнёс его в душ. Пятнадцать минут спустя он стоял на балконе, позволяя волосам высохнуть на морском ветру, когда в дверь постучали. Он открыл Еве, которая стояла в коридоре с натянутой, высохшей улыбкой. Он инстинктивно наклонился, взял её за плечи и провёл губами по её щекам.

«Вам лучше войти», — сказал он.

Она сделала в воздухе круг пальцем, что он воспринял как знак того, что в комнате, вероятно, установлены подслушивающие устройства, и они вышли на балкон.

«Куда ты, чёрт возьми, пропал?» — спросил он, не в силах скрыть гнев, накопившийся за пятнадцать месяцев. Он всё это не так планировал.

«Бобби, не начинай…»

«Не начинай! Я думала, ты мёртв. Я искала везде. Ты просто ушёл, ничего не объяснив, не представляя, какую боль ты мне причинила и какие усилия я бы приложила, чтобы тебя найти».

«Я знала, что рано или поздно ты это сделаешь».

«Это не я, это Текман. Ты его помнишь?»

«Конечно. Я работал на них, как и ты, Бобби».

Он покачал головой, удивляясь своему собственному недавнему равнодушию к встрече с ней.

«Тогда почему бы сразу не рассказать мне? Тебе достаточно было рассказать о своей матери. Я бы понял». Он осмотрел её в свете, исходящем от освещённого бассейна внизу. Её волосы стали гораздо короче и ещё без седины. Она пользовалась меньше косметики, чем раньше, и набрала фунт-другой, что было заметно на её щеках. Скорее, это сделало её моложе. «Ты хорошо выглядишь», — тихо сказал он. «Правда, гораздо лучше, чем в Нью-Йорке». Он остановился, посмотрел на неё, а затем взорвался: «Господи… неужели ты не способна понять мои чувства к тебе?»

«А ты?» — спросила она, спокойно повернувшись к морю. «А тебе не приходило в голову спросить, что я переживаю в Нью-Йорке?»

«Но я это сделала. Я пыталась поговорить с тобой о Томаше. Ты сказал так мало, что я подумала, что ты… Слушай, я пыталась. Ты же знаешь».

«Я никого не знала. Только тебя. Ты был единственным человеком, который знал, через что я прошла. У меня не было других свидетелей моей жизни в Нью-Йорке. Понимаешь, о чём я? Никто не знал, что я потеряла Томаса и что это для меня значило». Она замолчала. «Это никогда не сработает, Бобби. Никогда».

«Мы… наша любовь…»

«Обстоятельства меня подавляли», — сказал он.

Она поморщилась. «Да, если можно так выразиться. Но ты тоже всё разрушил, Бобби. Ты не знал, как со мной разговаривать. Может быть, это потому, что между нами было неравенство. Я потеряла сына, а ты своего почти не знала. Мы с ним были знакомы несколько недель. Вот и всё». Её челюсть сжалась, глаза наполнились слезами.

Он тронул её за плечо. «Всё в порядке», — сказал он.

«Нет, это не так!» — прошипела она, отшатнувшись от него. «В этом-то и суть. Это не нормально. Я не англичанка. Я должна иметь возможность говорить об этом и быть с кем-то, кто понимает, что его смерть значит для меня сейчас — сегодня. Это не проходит, понимаешь. Это не заканчивается просто так».

«Прости меня», — сказал он, тронутый болью, вспыхнувшей в её глазах. «Признаю, это моя ошибка, но я не виноват в его смерти. Я сделал всё, чтобы спасти его». Он помолчал. «И знаешь, если бы ты и твоя мать не были так близки с Виктором Липником, Томаш никогда бы не увидел того, что он сделал в Боснии. Он не представлял бы опасности для Липника. Это Виктор Липник — твой любовник, а не я, убил Томаша…»

«Не надо!» — сказала она. Страстная ненависть отразилась на её лице. Не опуская глаз, она нащупала подлокотник металлического стула и села за стол.

«Мне бы водки, если у вас есть». Это было на неё не похоже. Он видел, как она пила только вино. Он подошёл к мини-бару, решив сохранять спокойствие.

Вернувшись с напитками, он положил руку на столик рядом с её рукой. «Ева, я бы сделал всё, чтобы ты осталась со мной. Всё. Ты знала, как сильно я тебя любил. Ты должна была помочь мне, показать, как разговаривать и слушать тебя».

«Этого нельзя говорить мужчине. Он либо знает, либо нет. Ты не знаешь, Бобби. Вот почему я разлюбила тебя». Она помолчала, обдумывая это. «Нет, это неправда. Я не разлюбила тебя. В тебе есть много прекрасного; просто моя любовь к тебе была недостаточно глубока, чтобы выносить твоё игнорирование».

Очевидная правда этого задела Харланда. Именно поэтому она и ушла. Она не сказала ему, потому что была обижена и ненавидела его.

«Господи, простите», — сказал он. «Я правда не знаю, как это сделать...»

«Это бесполезно. Ты такой, какой есть. Я знаю, почему ты такой. Ты многое пережил, когда тебя пытали, и из-за рака. Вот почему ты так плохо разговариваешь. Тебе бы следовало обратиться к кому-нибудь в тот момент».

«Это зашло так глубоко».

«Да, так и было. Но я не поэтому так плохо с тобой обращалась. Я не знала, что сказать. Ты воздвигла практически непробиваемую стену. Ты же это знаешь».

«Да», — сказала она, кивнув в знак согласия. «Я знаю».

Они выпили молча, потом он спросил о ее матери.

У неё рак. Он прогрессирует очень медленно, но с каждым днём болезнь немного отступает. Врачи очень хорошие, и у нас есть две медсестры, которые дежурят рядом.

квартиру, чтобы я могла уйти, когда понадобится. Они были добры к… — Она замолчала, когда её голос дрогнул.

«Это очень огорчает — твой единственный живой родственник».

«Я нахожу это самым странным», — сказала она, поворачивая голову из стороны в сторону так, чтобы морской бриз достигал ее шеи.

Харланд кивнул. «Что ж, я вам сочувствую. Я понимаю, что она для вас значит».

Она кивнула в знак благодарности, закурила и посмотрела на него мягче. «Почему ты на Ближнем Востоке?»

«Пытаюсь связаться с Джайди. Они должны были приехать вчера, но уедут из Дамаска только завтра».

«Текман позвонил мне раньше тебя. Ты знал об этом?»

«Чтобы тебя не поймали на месте преступления», — сказал он. «Это было правильно».

«Но вы ведь не в первый раз на Ближнем Востоке в этом году, не так ли? Мы слышали, что ООН общалась с ХАМАС три месяца назад. Это были вы?»

Он пожал плечами. «Если бы я разговаривал с ХАМАСом, я бы не смог тебе об этом рассказать, Ева».

«Я не сказал «говорить»